Любор Нидерле и его «Славянские древности»

Часть третья
Западные славяне
Глава X
Этнический состав населения древней восточной Германии
Часть славян, развившаяся, как говорилось выше, на языковой базе западной части
славянской прародины и с древнейших времен подвергавшаяся иным культурным
влияниям, нежели восточные славяне, с течением времени попала в новые, еще более
отличительные условия и в новую среду. Большая часть всей этой западной ветви
отделилась также и территориально и со своей прародины передвинулась далее на
запад к Одеру (Одре) и Эльбе (Лабе) и даже далее этой реки — к Заале, а в юго-
западном направлении — на средний Дунай вплоть до нынешней Баварии.
Одновременно почти вся южная ветвь славян ушла на юг в Венгрию, к Адриатическому
морю и на Балканский полуостров. Связь с восточной ветвью славян ослабевала еще и
потому, что между ней и западной ветвью простирались с одной стороны бесконечные
и труднопроходимые Рокытенские болота, а с другой стороны вклинивались литовские
пруссы и ятвяги. Так западная ветвь славян, ее язык, культура и внешнеполитические
судьбы начали развиваться самостоятельно и независимо от южных и восточных
славян. Возникает отдельная западнославянская ветвь, и процесс этот, начавшийся
еще до нашей эры, в общих чертах закончился в первом тысячелетии нашей эры.
Именно в этот период сформировались народы, известные в позднейшей истории
западных славян, а вместе с ними сложились и отдельные западнославянские языки:
чехословацкий
[300]
, лужицко-сербский, полабский, поморянский и польский. Местом
расселения западных славян стала восточная половина обширной области, которая с I
века до н. э. называлась Германией и границей которой на западе был Рейн, на юге —
сначала река Майн и Судетские горы, а позднее, как правило, Дунай. На востоке граница
этой области, остававшаяся длительное время неопределенной, с течением времени
установилась по Висле. Уже в трудах Випсания Агриппы, затем у Помпония Мелы,
Плиния, Птолемея, Марциана и даже у Иордана Висла отделяет Германию от Сарматии,
а наряду с Вислой линией раздела служат и некоторые южные притоки Дуная, сначала
Морава, а позднее Ваг (Vagus), или Грон (Granuas), или Ипель
[301]
.
На этой территории исторические источники указывают на следы пребывания двух
больших народов: кельтов, заселявших когда-то всю западную часть Германии и,
вероятно, среднюю и восточную ее часть, и германцев, колыбелью которых была южная
Скандинавия, Дания и часть северной Германии между Эльбой и Одером. Отсюда в -92-течение II и I тысячелетий до н. э.германцы распространились с одной стороны к Рейну и
за Рейн, вытесняя древние галльские племена в Галлию и Гельвецию, и с другой —
заняли восточную Германию, между Эльбой (Лабой) и Вислой. Ни здесь, ни на западе,
между Везером и Рейном, германцы не были аборигенами. Здесь, на востоке, как об
этом ясно свидетельствуют данные археологии, до них обитали другие племена, прежде
всего большой народ, живший между Заале и Вислой, которому с XII века до н. э.
принадлежали поля погребения так называемого лужицкого и силезского типа, народ,
происхождение которого неясно, но который, несомненно, не был германским
[302]
.
Германцы, распространившиеся в течение длительного времени на территории между
Эльбой и Одером и через нижний Одер подошедшие к Висле, только в последние
столетия до нашей эры заняли остальную Германию, а племена, обитавшие здесь
ранее, частью были вытеснены или подчинены, а частью поглощены. В начале нашей
эры, когда первые подробные сведения о германцах дошли до Рима, германцы уже
занимали всю Германию, и этим объясняется, почему в римских и греческих источниках
вся страна именуется Германией и в качестве ее обитателей называются только
германцы
[303]
, хотя a priori можно утверждать, что под наименованием германцев
скрывались и значительные остатки более древних обитателей этих земель.
Судя по сообщениям Гая Юлия Цезаря, Страбона, Плиния, Тацита и Птолемея,
восточную, заэльбскую, Германию в начале нашей эры заселяли следующие племена:
собст венно свевы (Suevi, Suebi), обитавшие в I веке до н. э. между реками Веррой,
Эльбой и Майном; центр их находился на Эльбе (земля свевских семнонов), откуда
позднее они отошли на Майн и дальше, где мы их находим под историческим названием
швабов (Suabi, Suavi).
Однако в более широком смысле название свевы употреблялось и для обозначения
ряда других больших племен
[304]
, принадлежавших к группе свевских племен. Это были
семноны, обитавшие на средней Эльбе, в Старой Марке, и под давлением римских войск
отступившие в 6 году н. э. в Бранденбург и Лужицы. Затем в источниках о них более не
упоминается. Предположение, что древними семнонами являлись позднейшие
исторические алеманны, наименование которых в III веке н. э. являлось собирательным
для германских племен на верхнем Дунае и Рейне, является не чем иным, как
искусственно построенной гипотезой. Что с ними произошло в действительности, мы не
знаем.
Другим свевским племенем были лангобарды, первоначально обитавшие где-то в
Люнебурге, откуда также в 6 году н. э. они перешли на другой берег Эльбы и оказались в
державе Маробода. В 167–168 годах отдельные группы лангобардов начали
передвигаться к Дунаю, однако основная часть племени еще долго бродила по
Восточной и Центральной Европе
[305]
, пока в 490 году не оказалась в Ругиланде, на
Моравском поле, откуда в 526 или 546 году перешла в Паннонию и, наконец, в 568 году в
северную Италию, где и образовала новое государство лангобардов.
Свевскими племенами были также квады, маркоманны и гермундуры. С Рейна квады
пришли в Моравию и Словакию (до 14 года н. э.). Маркоманны в 9–8 годах до н. э. пришли
в Чехию, древнюю землю боев (Boiohaemum). После гибели обширного маркоманского
государства, основанного Марободом, оба племени оказались на северном берегу
Дуная. Весьма вероятно, что с течением времени маркоманны сосредоточились к
западу, за Инном, и таким образом положили начало будущим историческим баварцам,
в то время как квады, центр которых находился на нижнем Гроне, в результате
многочисленных боев на Дунае и новых переселений прекратили свое существование.
Гермундуры («Τευριοχα μαι» у Птолемея) обитали первоначально между Заале и
Веррой, где с V века они известны под именем тюрингов. Однако во II веке часть
гермундуров отошла к Дунаю. В восточной Германии, помимо части свевских племен,
первоначально обитали еще бастарны (Basterni), которые, однако, уже в период V–III
веков до н. э. отошли от Балтийского моря через Вислу и Польшу к нижнему Дунаю на
берега Черного моря
[306]
, после чего их, ослабленных многими битвами, принял
император Проб и в 279 году переселил во Фракию.
После ухода бастарнов восточная Германия, в частности области на побережье
Балтийского моря, была занята рядом других германских племен. Среди них на первом -93-Балтийского моря, была занята рядом других германских племен. Среди них на первом
месте стоят готы, очевидно, древнейшее и наиболее могущественное племя, занявшее
побережье Балтики после бастарнов. Отсюда во II веке н. э. часть готов через
славянские земли ушла в Дакию, другая же часть — на Днепр и к Черному морю, откуда
нападение гуннов в 375 году вынудило их начать поход сначала в Дакию и на Балканы, а
затем в Италию и Западную Европу. Наряду с готами в начале нашей эры к западу от
Вислы находился еще ряд других германских племен: гепиды, которые в III веке отошли в
Семиградье и в Венгрию, где они почти исчезли в VII в.; герулы (эрулы), которые в III веке
из северной Германии проникли частью на Рейн, частью — на средний Дунай и даже к
Черному морю; ругии, обитавшие на нижнем Одере, но позднее, вероятно в течение III
или IV веков н. э., ушедшие на Дунай (Rugiland), в Италию и на Балканы; вандалы,
первоначально обитавшие за Исполиновыми горами (Крконоши) (ср. Ο ανδαλιχ ρη у
Диона Кассия, IV. 1), а уже во II веке и особенно в IV–V веках — на Дунае, в Паннонии,
Галлии и Испании; бургунды, которые жили сначала на реках Варта и Нотец, а затем в
250 году часть их переместилась к Черному морю, большинство же перешло на Майн и с
406 года на Рейн, откуда в 443 году они перешли в Галлию на Рону; варины, занимавшие
в I веке н. э. Мекленбург, а позднее ушедшие на Рейн (примерно с III века), наконец,
силинги, обитавшие первоначально в Силезии, в окрестностях Вроцлава, а в III веке уже
оказавшиеся на Дунае. В начале V века силинги упоминаются одновременно с
вандалами в Испании, так что, вероятно, вместе с ними во II или III веках они и ушли с
Одера

.
Последним большим племенем в восточной Германии были лугии, или лигии. По тем
же данным Тацита (Germ., 43), Страбона (VII, 1, 3) и Птолемея (II, 11, 10), это большое
племя, поселения которого находились на севере чешских и моравских гор, делилось на
ряд меньших племен, из которых упоминаются лугии дидуны, лугии буры, гарии,
гельветоны (Helvecones), маними, гелисии, наганарвалы
[308]
. Были ли они действительно
германцами, мы не знаем; определенно об этом нигде не говорится, никаких следов их
языка не сохранилось, ибо народ, хотя он и был большим («Latissime patet Lugiorum
nomen», — пишет Тацит в своей «Germania», а Страбон отмечает: Λού[γ]ιοι μ γα θνος),
из истории полностью исчез. Нам лишь известно, что отдельные племена его также
отделились и воевали на Дунае или на Балканах (ср. буры и лугионес, собственно
Lugiones Sarmatae в Дакии на Пейтингеровой карте III века), но уже с IV века о лугиях нет
никаких упоминаний. История и происхождение лугиев действительно загадочны, и не
удивительно, что в теориях, провозглашавших древнюю Германию славянской, им
придавалось столь большое значение. Однако к этому племени, а также к другим
племенам, связанным с ним, я еще вернусь в соответствующем месте.
Как видно из предыдущего обзора, германские племена полностью ушли из восточной
Германии во II–III веках н. э., а быть может и раньше. Нет ни одного германского племени,
пребывание которого здесь в IV или V веке было бы засвидетельствовано. Это важное
обстоятельство в великом переселении народов обязательно следует иметь в виду
при изучении судеб и мест расселения соседних славянских племен, современных
германцам. С полной уверенностью можно предполагать, что восточная Германия во II и
в III веках быстро опустела и что в IV и V веках в ней уже не было вышеупомянутых
германских племен, за исключением незначительных их остатков. Неясна лишь, как я уже
указывал, только судьба большого племени лугиев. Неизвестно, осталось ли оно здесь
или полностью ушло. Об этом история умалчивает.

Глава XI
Продвижение западных славян к Эльбе, Заале и в западную Германию
Вопрос об автохтонности славян
Первые достоверные известия о славянах на Эльбе относятся лишь к VI и VII векам
н. э.(см. далее, стр. 104).
И раньше и теперь имелось и имеется много исследователей, считавших возможным
утверждать, что славяне обитали в Германии уже с самого начала нашей эры, более -94-того, что они находились там испокон веков и их лишь временно поглотила волна
германских народов. Можно назвать и таких исследователей, которые полагают, что по
крайней мере часть племен, обычно относимых к германским, является в
действительности племенами славянскими. Имеются также и археологи,
усматривающие протославянские могилы в группе так называемых полей погребений
лужицко-силезского типа, начало которых на Эльбе и Одере можно отнести к концу II
тысячелетия до н. э.
[309] Однако все эти предположения, являющиеся частью общей
теории об автохтонности славян в Центральной Европе, рассмотрению которой я
посвящаю специальное дополнение в конце этой книги, либо совершенно неверны,
либо, по крайней мере, настолько неубедительны, что в том виде, в каком они по
традиции излагаются, их нельзя принять всерьез. Мы можем, как я далее покажу,
допустить возможность, даже вероятность наличия славян в восточной Германии с
древнейших времен, но говорить об исторически засвидетельствованном
существовании славян в восточной Германии до VI века мы не можем.
Я лично представляю себе приход славян в Германию совершенно по-иному.
Прежде всего необходимо различать два вопроса: 1) были ли славяне здесь
автохтонами до прихода германцев и 2) были ли славянскими исторические народы,
заселявшие Германию в период между IV веком до н. э. и V веком н. э.? Это два
совершенно различных вопроса, и ни один из них не обусловлен другим. Если же эти
вопросы мы поставим отдельно друг от друга, то по вопросу об автохтонности славян в
восточной Германии можно прийти, основываясь на нынешнем уровне науки, к
следующему заключению.
1. Вполне возможно, что славяне занимали восточную Германию еще до прихода
германцев, хотя это можно доказывать пока лишь косвенным путем. Германцы сами
постепенно, шаг за шагом заселили восточную Германию лишь в течение первого
тысячелетия до нашей эры, и мы теперь точно знаем, что до них там обитал другой
народ, оставивший после себя уже упомянутые поля погребений. Кем был этот народ?
Предположение берлинского археолога Г. Коссины о том, что это были пришедшие с юга
фракийцы или иллирийцы, не обосновано. Только два больших народа могут быть
приняты во внимание: кельты — западные соседи и славяне — восточные соседи в
Повисленье. В пользу кельтов свидетельствуют остатки кельтской топографической
номенклатуры в Чехии, Моравии и даже по всей Польше, но против этого
свидетельствуют как исторические, так и археологические данные, не говоря уже о том,
что кельтское происхождение многих наименований является сомнительным
[310]
.
Погребения также не носят кельтского характера, обычного для погребений собственно
кельтской территории. Таким образом, существование славян в восточной Германии a
priori возможно и даже правдоподобно. Славяне могли быть здесь до прихода
германцев, однако после прихода германцев они были частью вытеснены ими, частью
покорены, так что в начале нашей эры Германия в глазах римлян уже выглядела как
чисто германская. Однако все это только предположения и никак не более. Наконец,
необходимо учитывать, что и славянский характер полей погребений не доказан.
2. Равным образом, уже в качестве вывода из приведенного только что тезиса,
следует допустить, что и вторая теория автохтонистов, ищущих славян среди
засвидетельствованных в истории германских племен, не должна быть отброшена a
priori.
Древняя Германия в период между V веком до н. э. и V веком н. э. была слишком далека
римлянам, и античный мир не мог быть правильно информирован о ней. Понятие
«Германия» возникло как понятие географическое, и поэтому неизвестно, всегда ли
эпитет «германский» означал этническую принадлежность к германским племенам и не
означал ли он вообще племя, обитавшее в Германии, независимо от его происхождения.
Мы знаем, в Германии действительно обитали негерманские народы (галлы-треверы,
нервии и котины, литовские эстии), а наиболее видный древний историк Тацит однажды
даже осов называет germanorum natio, хотя он и знал, что они говорили по-паннонски. В
другом же месте он причислил к германцам и бриттов-каледонцев и славян-венедов
[311]
.
Таким образом, не исключено, что и другие древние племена, упоминаемые в Германии,
не обязательно были германскими и что среди них могли быть и славяне. Речь идет -95-лишь о следующем: можем ли мы это доказать и в отношении каких племен?

Приводя
такие доказательства, приверженцы теории автохтонности славян слишком часто
ошибались, так как подходили к решению этого вопроса методологически совершенно
неправильно, опирались на недостоверные сообщения, неправильно прочитанные или
малоценные, более того, даже на искаженные редакции рукописей, и к тому же сложные
филологические вопросы обычно разрешали, не имея достаточных лингвистических
познаний.
Исследователь, который избежит этих ошибок, может допустить указанную выше
возможность существования славян в восточной Германии, однако никогда не должен
заходить так далеко, как например А. Шембера, В. Кент жинский и другие, чтобы
объявлять славянами племена готов, скиров, герулов, свевов, лангобардов, тюрингов,
маркоманнов, квадов, ругиев, вандалов и бургундов, населявших восточную Германию.
Вывод о германском происхождении этих племен бесспорен, так как он доказан и
многими неопровержимыми данными исторических источников, и данными лингвистики;
даже если в том или ином месте средневековый летописец по незнанию объявлял
вандалов предками поляков, а готов — предками хорватов
[312]
, если наименование
«свевы» созвучно наименованию славян, а анонимный географ Баварский по ошибке
упомянул их в IX веке там, где в действительности речь идет о славянах
[313]
, то это
ничего не меняет. Из местного наименования славяне в начале нашей эры не могла
возникнуть форма слави (Slavi), а тем более свевы или свебы (Suevi, Suebi). С этой точки
зрения большего внимания заслуживают лишь несколько наименований народов,
заселявших древнюю Германию, хотя я лично не считаю, что это является
доказательством их славянского происхождения. Наименование такого народа, как
лугии, затем славянизация наименований варинов, ругиев, силингов, корконтов, ракатов
и баймов (Baimoi) ведут нас, правда, в другом направлении и приводят к интересным
выводам в пользу существования славян в восточной Германии.
Основываясь на местоположении поселений лугиев, сходстве наименований, а также
на том факте, что у нас нет достаточно полных данных об уходе лугиев, автохтонисты
обычно отождествляют древних лугиев с позднейшими славянами лужичанами
(сербами, заселявшими Верхние и Нижние Лужицы на севере Чехии), выводя обе формы
от славянского луг, праславянского лонг — лес. Однако такое лингвистическое
толкование не является правильным. Если бы название лугиев было славянским и
происходило от славянского луг, то в древний период оно должно было бы звучать как
лунгии или лонгии, так как в тот период (и еще долгое время спустя, вплоть до IX века)
слово «луг» включало в себя носовой звук
[314]
. Вместе с тем ни один источник не
подтверждает, что лугии действительно остались в Германии и продержались там до
прихода славян. Все же славянство лугиев полностью отвергать нельзя. В
старославянском языке наряду со словом «лонг» существовал еще один корень лугъ,
означавший болото, трясину, из которого могло произойти наименование луги, лугии.
Латинская форма также имеет аналогии (ср. славянские племена с латинским названием
Varnavi, Hevelli, Polabi, Moravi). Нельзя также не признать, что, по крайней мере, еще два
названия уже из числа небольших лугийских племен весьма сходны с позднейшими
славянскими племенными названиями. Так, Heluetones Тацита, Α λουα ωνες Птолемея
сходны по названию с позднейшими славянами-гаволянами, обитавшими на том же
месте, на реке Гаволе (первоначально Гавела, Havela, 789 год), а Μουγ λωνες Страбона
— со славянами-могилянами (от славянского слова могила), называемыми Титмаром в X
веке pagus Mogelini, Mogilina urbs неподалеку от Мейсена
[315]
. Все это, безотносительно к
гипотезе археологов о славянском народе полей погребений, самым серьезным образом
свидетельствует в пользу славянской принадлежности гельвеонов и мугилонов, а тем
самым и лугиев. Однако эти данные сами по себе все же недостаточны для того, чтобы
мы могли вполне определенно считать лугиев славянским народом в восточной
Германии
[316]
. Остается неизвестной также этническая принадлежность баймов
(Βα μοι), помещаемых Птолемеем в Моравию, в отношении которых можно
предположить, что это были славяне-чехи, так как по другим данным ясно видно, что
славяне в тот период уже были в Моравии
[317]
. Хотя приводимое Птолемеем название -96-корконты (Κορχοντο ), которое он дает чешским горам, явно связано со славянским
названием гор Крконоши, однако свидетельствует оно лишь о том, что славяне, придя к
горам, застали там или племя корконтов, или перенятое от них название гор
[318]

318]
. Точно
так же название древней Виндобоны, несмотря на кажущееся сходство с чешским
названием Videň (Видень) и названием реки Ведьня
[319]
, является не славянским, а
галльским (Vindos + bona).
Как мы видим, все это еще не дает достаточных оснований считать славянской
восточную Германию времен Тацита или Птолемея или считать славянскими отдельные
большие племена, ее заселяющие. Вместе с тем, основываясь на истории этих
отдельных племен, ряде древних географических наименований, наконец, новейших
представлениях о древней Европе, мы можем прийти к другим выводам, более
достоверным и правильным, чем те, к которым исследователи приходили до сих пор.
Из приведенного только что объяснения следует, что, хотя ни одно из племен не
может быть названо бесспорно славянским, мы выясняем другое важное для истории
славянства обстоятельство: некоторые древние наименования сходны либо даже
тождественны с позднейшими средневековыми славянскими названиями. Из этого еще
нельзя делать вывод, что эти древние наименования обозначали также и славян, но
они, во всяком случае, свидетельствуют, что, когда славяне пришли в Германию, здесь
еще находился ряд неславянских племен. Только так и можно объяснить сходство
славянских и германских племенных наименований: слензы (Slęzy) с германским силинг
(Siling), варнавы с варини (Varini), гаволяне с гельветоне (Helveones или Helvetones), руяне
с ругии (Rugii), а также славянских географических названий: Крконоши (Κορκοντο ),
Есеники ( σχιβούργιον ρος), Лаба (Albis), Сала (Σ λας), Видава (Ο αδουα), Морава
(Marus), Хуба (Kamp, Κ μποι), Калиш (Καλισ α). Мы даже можем пойти еще дальше и, в
частности, предположить, что славяне в течение длительного времени, очевидно,
обитали на одной и той же территории или по соседству с древними племенами, так как
при кратковременном общении, а также в случае быстрого ухода древнего племени
трудно было бы объяснить, как могли быть переняты и сохранены новым народом
старые наименования.

Таким образом, перечисленные примеры сохранения старых наименований
свидетельствуют, по меньшей мере, о том, что славяне общались с варинами, ругиями,
силингами и гаволянами, по всей вероятности, еще задолго до того, как эти племена
ушли из Германии. Хотя эти выводы и не свидетельствуют об автохтонности славян в
Германии, но они показывают, что не правы те немецкие исследователи — а таковыми
являются почти все они, — которые вместе с Цейсом и Мюлленгофом полагают, что
славяне перешли через Вислу и пришли на Одер и Эльбу лишь в V и VI веках, причем
некоторые из них относят их приход даже к VII и VIII векам, предпочитая оставить
восточную Германию на длительное время безлюдной, чем допустить в ней
существование славян
[320]
. Как указывалось выше, силинги, варины, ругии ушли уже в III
веке, но не позднее IV века. В этот период в течение длительного времени совместно с
ними должны были обитать славяне, являвшиеся в этих землях либо пришельцами,
либо остатками большого народа лугиев. Сходство приведенных наименований
является, следовательно, очевидным доказательством того факта, что славяне
пришли в восточную Германию не в VI или VII веке, а значительно ранее, по крайней мере
во II или III веке. Нельзя также не считаться со свидетельством Юлия Капитолина,
объясняющим, почему во время правления императора Марка Аврелия началось
великое движение среди народов восточной Германии и почему вандалы, астинги,
лакринги, викуталы, аланы, роксоланы и бастарны стали совершать набеги на Римскую
империю. «Pulsae ab superioribus barbaris», — говорит он о них
[321]
. Речь идет, по-
видимому, о давлении славян, которое начало сказываться.
Этот вывод, сделанный на основании данных истории и лингвистики, не связан с
вопросом об автохтонности славян в восточной Германии и о славянском
происхождении лугиев. Данные археологии в последнее время также дают все больше
свидетельств о более раннем приходе славян в восточную Германию. Начиная с IV века
полностью прекращается развитие археологических культур восточной Германии, и
лучшие скандинавские археологи Монтелиус, Альмгрен и Салин объясняют это -97-влиянием славянской экспансии
[322]
. Таким образом, с точки зрения археологических
данных дату этой экспансии мы можем отнести еще до начала IV века, так как она
осуществлялась не сразу, а медленно и постепенно. Только так и можно объяснить,
почему славяне переняли римскую провинциальную керамику. Если прав А. Соболевский
в том, что славяне еще в период существования общеславянского языка переняли
общеславянское сасъ, сасинъ (в результате потери к), то это является еще одним
лингвистическим доказательством в пользу того, что славяне продвинулись к низовьям
Эльбы по крайней мере в начале нашей эры
[323]
.
В целом мои представления о движении славян и их приходе в древнюю Германию во
многом отличны от обычных представлений, существовавших до сих пор. Если мы
исходим из того, что родина германцев находилась в Скандинавии, а родина славян за
Вислой, то можно a priori с полным основанием утверждать, что славяне в начале
первого тысячелетия до нашей эры со своей родины за Вислой продвинулись и в
восточную Германию, как только эта страна освободилась от других арийских древних
народов, которые, вероятно, занимали ее еще до первого тысячелетия до нашей эры.
Об этом, помимо данных археологии, свидетельствуют и относительная чистота
топографической номенклатуры между Одрой и Вислой, а также и то, что германцы
переняли название Вислы от славян

До этого момента мы можем серьезно говорить об автохтонности славян в Германии;
славяне там были или, по крайней мере, могли там быть до германцев.
Когда же германцы в течение первого тысячелетия постепенно заняли всю Германию, а
стало быть и восточную, то славяне либо были вытеснены ими, либо поглощены, и
Германия стала германской. Продвижение германцев не остановилось на границах
восточной Германии и продолжалось далее. Уже между V и III веками до н. э. на восток
ушли бастарны и скиры; во II веке до н. э. ушли на юг цимбры, а когда уже в нашу эру,
главным образом во II веке, германская экспансия с особенной силой устремилась по
другим направлениям, то вся восточная Германия, за исключением разве только
области древних лугиев, в течение II и III веков, а отчасти, вероятно, и IV века опустела.
Совершенно очевидно, что славяне не оставались при этом пассивными. Весьма
вероятно, что цитированное выше известие Юлия Капитолина («Vita Marci», 14) о
северных варварах, теснивших германские племена, касалось именно славян. При
отходе германцев древние славянские островки, если таковые там были, снова ожили, и
кроме того, двигавшаяся со стороны Вислы волна славянских народов занимала эту
область всюду, где она освобождалась от германцев. Приведенные выше, на стр. 101,
этнографические и географические наименования свидетельствуют, что в ряде мест
славяне в течение длительного времени обитали рядом с германцами. Таким образом,
славяне находились в Германии по крайней мере уже в III и IV веках, а то и во II веке, и я
считаю совершенно неверным вывод немецких ученых, считающих, что славяне
существовали в восточной Германии лишь после того, как она полностью была
оставлена германцами или даже еще позднее, в V или VI веке, не говоря уже о тех, кто
считает, что славяне были здесь в VII–VIII веках. Славяне, пришедшие в Силезию во II–III
веках, переняли название силингов; пришедшие на север в землю варнов (варинов) и
ругиев переняли в тот же период название последних (варнавы, ругианы). Если, как это
допускает А. Брюкнер
[325]
, приводимые Птолемеем названия Καλισ α, σκαυκαλ ς
являются славянскими, то это подтверждает гипотезу о переходе славянами Вислы в
первой половине II века.
Таким образом, славяне достигли Эльбы (Лабы) и Одера (Одры) по крайней мере в III–IV
веках. Но, разумеется, верно и то, что первые достоверные упоминания о них, когда они
названы своим собственным именем, имеются лишь в 512 году у Прокопия
[326]
. Все
германцы известны были у славян под общим названием «немец», по-древнеславянски
немьць, множественное число немци
[327]
, которое возникло от славянского слова немъ
— mutus, то есть чужестранец, речь которого славяне не понимали. Таким образом, это
название не является, как предполагают некоторые, производным от имени германского
племени неметов, обитавшего на Рейне и никогда не общавшегося с общей массой
славян. -98-Глава XII
Продвижение славян в западную Германию
Первым историческим известием о славянах на Эльбе является запись Вибия
Секвестра «De fluminibus» (VI век), в которой об Эльбе говорится: «Albis Suevos a
Cervetiis dividit», так как не может быть сомнения, что Cervetii означает здесь
наименование сербского округа (pagus) на правом берегу Эльбы, между Магдебургом и
Лужицами, который в позднейших грамотах Оттона I, Оттона II и Генриха II упоминается
под термином Ciervisti, Zerbisti, Kirvisti, нынешний Цербст. С этим согласуется и известие
Фредегара о существовании в 623–631 годах сербского княжества на Сале и другие его
сообщения о вторжениях славян в Тюрингию в 631 и 632 годах, указывающие на то, что
в тот период сербы и чехи обитали по соседству с Тюрингией
[328]
. В VIII веке Эйнхард
пишет: «Sala fluvius Thuringos et Sorabos dividit»
[329]
, а с конца VIII века источники
начинают говорить о них еще чаще и подробнее.
В тот период, а именно в 782 году, началось большое, имевшее мировое значение
наступление германцев против славян, которые, перейдя Эльбу, начали угрожать
империи Карла Великого. Для того чтобы создать какой-то порядок на востоке, Карл
Великий в 805 году создал так называемый limes Sorabicus, который должен был стать
границей экономических (торговых) связей между германцами и славянами
[330]
. Она шла
от устья рек Энже и Лорх (древняя Lauriacum) по течению Дуная до Регенсбурга, где
поворачивала на север через Пфреймд (у Нюренберга), а затем через Форгайм, Бамберг,
Галаштат (точнее неизвестно), пересекала Франконский лес в направлении к нынешнему
Эрфурту; отсюда по течению Заале и Эльбы граница шла к Магдебургу, затем
Брауншвейгу, к месту, называемому Шезла, более точное местоположение которого
также неизвестно
[331]
, и вплоть до Бардевика на Эльбе. За Бардевиком начиналась
другая граница, так называемая limes Saxoniae, созданная несколько позднее (в 808
году). «Саксонская граница» шла от реки Дельвенавы (Delven Au) к истокам Билены (Bille)
и вдоль Травны (Trave), Плунского озера (Plönersee) к месту впадения Свентины
(Schwentine) в Кильскую бухту
[332]
. Хотя и нельзя сказать, что проведенная подобным
образом линия являлась одновременно и точной этнографической границей
славянской и германской областей, однако характер этой границы показывает, что она,
по крайней мере приблизительно, разделяла территорию заселенности обоих народов.
Она показывает нам, как далеко к началу IX века распространились славяне при своем
продвижении к Эльбе и за Эльбу и как все, что находилось к востоку от сербской и
саксонской границ, было в IX веке бесспорно славянским.
Однако славяне, несмотря на начавшееся с этого времени германское наступление, не
остановились и на этой линии. Славяно-немецкая граница в ходе войн, происходивших с
IX по XII век, несомненно, неоднократно менялась, и если я сейчас пытаюсь определить,
как далеко проникли славяне в Германию, то тем самым имею в виду не прочно
установившуюся в какой-то период границу, а лишь тот предел, до которого славяне в
различное время доходили. Его нельзя смешивать с границей, разделявшей
действительно немецкие и действительно славянские области. Такая постоянная, с
компактным немецким и славянским населением граница всегда проходила дальше к
востоку, а отдельные славянские поселения впереди этой границы были лишь
временными и находились на территории во всех остальных отношениях немецкой. К
тому же принадлежность этих поселений славянам лишь в редких случаях может быть
установлена на основании прямых исторических известий. Обычно же только
славянский характер имен или круговая форма поселений (так называемые «okrouhlice»,
немецкие Runddorf), считающихся, как правило, славянскими
[333]
, указывают на
славянскую принадлежность поселения. Однако оба эти признака иногда недостаточны,
и более определенно мы можем говорить о славянских поселениях только там, где
предполагаемые славянские наименования и славянский тип деревни встречаются
сравнительно часто. Поэтому линия западной границы славянства в том виде, как я ее
здесь определяю, является во всех случаях лишь приблизительной, и возможно, что
дальнейшие исследования несколько ее изменят. -9 -На севере между Эльбой и Балтийским морем славяне первоначально заселяли
территорию вплоть до рек Свентины (Schwentine), Травны (Trave), Дельвенавы (Delven
Au)
[334]
, где и позднее сохранились компактные славянские поселения. Однако по
топографической номенклатуре мы видим, что в X веке, а главным образом во второй
половине XI века славяне проникли еще дальше, вплоть до Эйдера и окрестностей
Рендсбурга
[335] и заселили область стурмаров (stormarn) вплоть до Гамбурга и реки
Альстера, в общем примерно до линии Киль — Неймюнстер — Альстер — Гамбург.
Прудентиус Тройский называет Гамбург «Civitas Sclavorum»
[336]

За Гамбургом славяне перешли на левый берег Эльбы к Люнебургу, где на берегах рек
Йесны (Иетцель) и Ильмы (Ilmenau) поселилось племя древан, остатки которых обитали
здесь вплоть до XVIII века
[337]
. Еще и теперь в области Йесны сохранилась память о них
в названиях Drawehn (древняя славянская — Дравайна, Dråwáina) и Wendland, хотя
последний крестьянин по имени Варац, знавший «Отче наш» по-славянски, умер в 1798
году. Граница области, заселенной славянами, по данным исследования Муки,
проходила от устья Ильмы (Ilmenau), пересекала реку Аллеру в нижнем ее течении, затем
шла к Бургдорфу южнее Келы, а оттуда через Пейне, Брауншвейг, Гельмштедт к устью
Огры (Ohre) (древней Оравы), на юг от которой славянские наименования заметно
исчезают
[338]
. Когда-то Старая Марка (Altmark) была, вероятно, полностью славянской,
но уже с 822 года в ней, а вскоре и в бассейне Оравы появляются наименования
немецких поселений. Однако соседняя Тюрингия, между Эльбой, Оравой, Бодою (Bode)
и Заале, всегда была слабо заселена славянами.
Области к востоку от Заале были также славянскими. Славяне проникли и на запад от
Заале, где их поселения были разбросаны в различных местах, в остальном же эта
область оставалась немецкой. О славянских поселениях между Эрфуртом и Заале
упоминает грамота Дагоберта III от 706 года
[339]
, другие же свидетельства относятся к
937 и 973 годам. О славянах, обитавших на реке Фульде
[340]
, упоминается также в
индексе монастырского имения в Фульде и Герсфельде VIII века и в «Житии св. Штурма»
Эйгилия
[341]
. Там также встречается большое количество славянских наименований.
Область между Унструтою и Випрой (Wipper) в X веке обозначается как «pagus Winidon»,
а окрестности Заальфельда именуются в XI веке «regio Sclavorum»
[342]

. В 1055 году мы
находим славян даже неподалеку от Геттингена

Славянская граница, по-видимому,
проходила здесь вдоль Заале, у реки Унструты она отклонялась на запад и шла по
течению рек Унструты и Випры, обходила Готу по направлению к среднему течению
Верры, затем шла к верховьям Фульды, откуда через Киссинген, Виндсгейм на реке Айш
поворачивала к Ансбаху и Регенсбургу. По этой границе, разумеется, расположены были
лишь отдельные славянские поселения, в остальном же эта территория была
немецкой
[344]
. Компактные славянские поселения в Баварии находились значительно
дальше на восток: на верхнем Майне и его притоках Раднице (Rednitz), Пегнице (Pegnitz)
и Резату. Эта область в древних грамотах VIII и IX веков снова именуется terra Sclavorum,
regio Sclavorum, а славяне, обитавшие здесь, — Moïnwinidi и Ratanzwinidi
[345]
. Уже в IX
веке для них было построено 14 костелов, а в 1007 году учреждено специальное
епископство в Бамберге: «ut paganismus Sclavorum destrueretur et christiani nominis
memoria perpetualiter inibi celebris haberetur»
[346]
. Большая часть населения этого
епископства была славянской. На юге славянские поселения прослеживаются по реке
Набе до окрестностей Регенсбурга. Чешская область, называвшаяся Тугост
[347]
, также
протянулась вплоть до баварской реки Хамб, где в XII веке упоминается поселение
Boem-villingen
[348]
. Повсюду, где жили славяне, помимо упомянутых исторических
свидетельств, до сих пор сохранилось много следов славянской номенклатуры, имен,
образованных из славянских слов и имеющих славянские окончания: '-itz', '-za', '-wind', '-
winden'. Однако здесь нужно быть осторожным, так как эти окончания не всегда
славянского происхождения. Не вызывает сомнения славянское происхождение сложных
слов с прилагательным windisch. И хотя мы не можем принять все 567 предполагаемых
славянских наименований, обнаруженных Е. Маевским у франков
[349]
, все же мы должны
признать, что количество их бесспорно велико. Но пока еще нет столь эрудированного -10 -лингвиста, который смог бы выделить из предполагаемых славянских наименований те
названия, которые бесспорно являются славянскими. Существование славян
подтверждается здесь как большим количеством сел с характерной славянской
планировкой, расположенных к востоку от линии Бамберг — Гайда — Наба, так и
данными археологии: имеющиеся здесь повсюду, вплоть до Эрфурта, Готы,
Бургленгенфельда на Набе, Ансбаха на Резате и Альтмюля
[350]
, могильники и городища
характерны своей славянской керамикой и S-образными височными кольцами. На юге от
Дуная славянские поселенцы, пришедшие с севера (чехи и сербы), встречались, как это
будет видно дальше, со словенскими поселенцами, приходившими из альпийских
земель. В Австрии граница сплошного славянского заселения шла от Дахштейна близ
Гальштата, между Мундзее и Аттерзее, по течению реки Травны к Велсу, Кремсу, св.
Флориану и Линцу, а на другой стороне Дуная — по течению реки Мюгль. Между Травной
и Инном славянские поселения насчитывались лишь единицами, но где-то в южной
Баварии упоминается еще palus magnum Winidowa dictum (вероятно, озеро
Вюрмзее?)
[351]
.
Таким образом, имеется действительно много доказательств, указывающих на
существование славян в западной Германии, однако все они относятся лишь к VIII и IX
векам и явно связаны с продвижением славян на запад, захватившим, как мы
установили, восточную Германию уже в III–IV веках. Поэтому они могут
свидетельствовать лишь о существовании славянских колоний, возникших уже позднее,
когда волна славянских народов в V и VI веках достигла Эльбы, Заале и Шумавы. Однако
такие доказательства не являются и не могут являться свидетельством исконного
существования славян в западной Германии, хотя именно так постоянно
истолковывают их некоторые славянские историки, как например Кентжинский, Маевский
и Богуславский.
Глава XIII
Образование отдельных народов западнославянской ветви: сербов,
полабов, поморян, чехословаков и поляков
Из родов, объединенных общей территорией и общими интересами, среди
славянства, хлынувшего на запад со своей родины на Висле, постепенно стали
образовываться отдельные, отличающиеся друг от друга народы. Их, хотя и не в равной
мере, отличало многое: места поселения, политические и династические интересы,
кровные родовые связи, культурные особенности и, наконец, язык, в котором уже с
начала нашей эры, несомненно, начали сказываться областные различия. Эти языковые
особенности, отчетливо проявляющиеся начиная с XII века в уже сформировавшихся
языках, предоставляют нам единственную возможность восстановить картину
первичной дифференциации западнославянской ветви и связать ее с позднейшими
исторически засвидетельствованными наименованиями народов.
С течением времени в первоначальной области расселения протославян из
восточной и южной части их стала выделяться группа славян, обитавших на западе,
главным образом в бассейне Вислы, который мы можем рассматривать как колыбель
западнославянской ветви. Среди этой части протославян, с древнейших времен
бесспорно находившихся в состоянии медленного, но постоянного движения на Запад,
возникают несколько новых диалектных центров, которые, вне всякого сомнения,
сохраняли примерно такую же территориальную последовательность и связь, в какой
позднее, уже в нашу эру, находились между собой области расселения отдельных
западнославянских народов. Прапольский центр оставался на Висле, он менее других
оказался захваченным движением с исконных мест расселения; рядом с ним, к юго-
западу находились прачешский и прасербский центры, а к северо-западу и к северу
находился центр предков полабских и поморских славян
[352]
. Все эти центры постепенно
расширялись по направлению к Эльбе, а затем и за Эльбу.

Основными языковыми признаками этих отдельных родоплеменных групп были
следующие. -10 -Чешский, или чехословацкий, язык возник в области, лежавшей на верхнем течении
Одера и Эльбы.

Ударение в нем закрепилось на первом слоге, исчез носовой звук, но
сохранились гласные звуки r и l; наряду с краткими сохранились также и долгие гласные, а
из праславянских групп tort, tolt, tert, telt образовались группы trat, tlat, trět, tlět.
Образованию словацкого диалекта, несомненно древнего происхождения
(засвидетельствован еще в IX и X веках), способствовало то обстоятельство, что
большая часть словацкой ветви оказалась в северной Венгрии, в совершенно иных
условиях, чем остальное племя, в условиях, которые, с одной стороны, способствовали
сохранению первоначального языка, а с другой — приводили к тому, что перенимались
новые фонетические и лексические особенности из соседних южнославянских и даже из
венгерского языков. О южнославянском происхождении словацкого диалекта, на чем
настаивал С.Чамбел, а после него Б. Цонев, не может быть и речи
[353]

Сербский язык создавался в самом близком соседстве с чешским и поэтому всегда
был тесно с ним связан; это нашло свое выражение в том, что в сербском языке также
установилось ударение на первом слоге и очень скоро исчез носовой звук; зато
образовались группы trot, tlot, trět, tlet, как в польском языке, и произошла некоторая
замена r перед мягкими, а отчасти и твердыми гласными звуками. Очень скоро и этот
первоначально единый язык разделился на два больших, сильно отличающихся друг от
друга диалекта: южный, или верхний (переходный к чешскому языку), и северный, или
нижний (переходный к польскому языку).
Полабский и поморский языки образовались на территории между Гамбургом,
Брауншвейгом и низовьями Вислы. В них сохранился носовой звук, образовались группы
tlat, tort, trit, trět, стоящее под ударением o изменилось в ü, а ударение, как правило,
закрепилось на последнем слоге. В отношении языка поморских славян до сих пор идет
спор, относить ли его к польскому языку и рассматривать лишь как диалект польского
языка или же причислить к группе самостоятельных языков. Нынешние остатки
поморских славян — кашубы и словинцы у озера Лебы — политически связаны с
поляками, и большая часть польских лингвистов объединяет их с поляками и в
языковом отношении. Однако не менее серьезные доводы приводятся в защиту
общности их с древними полабскими славянами и даже самостоятельности их бытия.
Польский язык образовался в бассейне Вислы и характеризуется сохранением
носовых звуков групп trot, tlot, trět, tlet, потерей количества, а также ударением на
предпоследнем слоге. К XII веку польский язык, так же как и чешский, уже сформировался,
но уже и в тот период в нем были заметны основы языка тех племен, которые известны
античности, и тех диалектов, точную и наглядную картину которых дал в последнее
время К. Нитш[354]
.
В соответствии с изложенным здесь развитием западно-славянских языков мы
представляем себе пять, а возможно, четыре большие группы народов, к которым
относятся: чехословаки, так называемые лужицкие сербы, полабы, поморяне и поляки.
Все эти народы в начале своей истории выступают не как единое целое, а делятся на
ряд племен. Народа полабов как такового, объединяющего все родственные племена,
обитавшие между областью, занимавшейся сербами, и Поморьем, история вообще не
знает. С другой стороны, письменные источники, характеризуя эти народы и отдельные
их племена, отличая их от немцев, чаще всего используют коллективное название
склавы (Sclavi), склавены (Sclaveni), склавины (Sclavini), склавоны (Sclavoni) или же, но уже
реже винды (Windi), виниды (Winidi), венеды (Wenedi), винеды (Winedi), винады (Winadi), по-
немецки: Wenden, Winden, иногда и искаженное Vinili, Vinuli, Wandali, а для территории
области, занятой славянами, название: Склавия (Sclavia), Склавания (Sclavania), Винланд
(Vinland), Виндланд (Vindland) и т. д.
Глава XIV
Сербы, полабы, поморяне
Когда франки на Эльбе вошли в более близкое соприкосновение со славянами, то
наряду с общим названием склавы с IX века появляются и новые наименования,
обозначающие большие этнические области, на которые разделились славянские -102-народы, обитавшие к северу от Чехии, между последней и Балтийским морем. Эти
области были следующие: 1) Сербская — на север от Чехии; 2) Ободритская — в нижнем
течении Эльбы; 3) Лютицкая или Велетская — по Одеру на восток от Ободритской и 4)
Поморская — между Одером, рекою Нотец и Вислой.
Эти области складывались из ряда племен, этнически родственных или объединенных
в единый политический союз. В источниках для определения территорий, занимаемых
славянами, используются следующие географические термины: terra, provincia, regio;
население их называлось natio, populus, gens, tribus. Наряду с этими терминами часто
используется термин pagus в значении племенной единицы меньшего размера, а равно
и занимаемой ею территории, а именно — славянского племени или территории, на
которой это племя обитало вокруг центрального укрепленного пункта

}. Этот
центральный укрепленный пункт носит название urbs, civitas, в отличие от которого
castrum, castellum означает второстепенный укрепленный пункт, а термины oppidum,
suburbium, villa означают неукрепленные поселения, селища. Гей определяет обычный
размер древнего сербского округа в 15–20 селищ[356]
; настоящих городов, какими были
Юмнета или Волин, было, разумеется, мало и то лишь на севере у Балтийского моря.
Пришедшие сюда славяне находились еще на низкой ступени общественной
организации, распадаясь на роды и племена, управлявшиеся вождями. Но с течением
времени вокруг наиболее могущественных родов и их вождей образуются большие
союзы, складывавшиеся из родственных между собою родов и связанные родственным
языком и культом общих богов. Так образовались племена (natio, gens, populus), вожди
которых обычно именуются в источниках термином princeps, реже dux, regulus, rex в
отличие от вождей меньших родов и племен, именовавшихся primores, meliores,
praestantores, и народа, именуемого vulgus, populus. Так, славянский титул «князь»
(кънезь, от германского kuning) засвидетельствован у ободритов (бодричей) уже в 882
году (Ann. S. Canuti, 828; chnese). Самые сильные из этих князей, которым удавалось
подчинить себе других, более слабых князей, становились великими князьями или
королями целых народных групп. Но таких князей в перечисленных выше группах мы
встречаем лишь временами; ими были, например, Милидух у сербов («rex superbus, qui
regnabat in Siurbis», Chron. Moiss., 806) или Драговит в 789 году у велетов, о котором
Эйнхард пишет: «Dragavitus, rex… ceteris Wiltzorum regulis et nobilitate generis et
auctoritate senectutis longe proeminebat»
[357]
.
Однако перечисленные пять больших объединений западных славян образовались не
только в результате династических устремлений, так как следует предполагать, что их
основу большей частью составляли родственные между собою роды, общий язык и
культ, и лишь в отношении некоторых небольших племен, обитавших на окраинах
области такого объединения, неясно, которому из них они обязаны своим
происхождением. Несомненно, что временами они примыкали то к одной, то к другой
группе западных славян.
Сербы
Стремление к образованию прочного политического единства меньше всего
проявилось у сербов — самой южной группы западных славян. Хотя в 806 году и
упоминается князь Милидух как главный сербский князь, то есть князь, объединивший
под своей властью всех остальных, однако явных и длительных результатов его
княжение не имело. Источники вовсе не упоминают о сербском единстве, а лишь о ряде
сербских племен. Общая территория, общий эпитет «сербский», а главным образом
позднейшая их история показывают нам, что эти племена являлись частями единого
сербского народа. Поэтому, касаясь и древнего периода, мы можем говорить о сербском
народе, хотя отдельные его части никогда и не составляли в течение длительного
времени единого целого. До нашего времени наименование сербского народа
сохранилось за уцелевшими его частями, хотя в древнее время история называла их не
сербами, а лишь лужичанами и мильчанами.
Центр сербской территории находился на Заале, там, где между реками Салой и
Мульдой обитало собственно сербское племя, к которому и относилось наименование -103-«сербы». На восток отсюда, вплоть до реки Бобры, и на запад до рек Верра, Фульда и
Майн и даже за Майн простиралась область, занятая родственными племенами. Во
всяком случае несомненно, что при продвижении славян в Баварию (см. выше, стр. 106)
главную роль играли заальские и майнские сербы и лишь в незначительной степени в
нем принимали участие чешские племена
[358]
. Точную границу области, занятой
сербами, составил на основании исторических свидетельств и лингвистического
характера топографической номенклатуры лучший знаток сербского языка и
этнографии профессор Арношт Мука
[359]
.
Южной границей области, которую занимали сербы, были Чешские горы. Здесь, между
Эльбой, Чешской Липой, Ештедом, Ешленбергом и Яблонцем (pagus Zagozd),
находились лишь отдельные, проникшие наиболее далеко на юг сербские племена.
Отсюда с Езерских гор граница шла по течению рек Гвизды (Квиса) и Бобры до впадения
последней в Одер у Кросно; далее она шла по Одеру к Вурице (Aurith) неподалеку от
Франкфурта, после чего поворачивала на запад через Пшибор (Фюрстенвальде), затем
шла через Копьеник (Köpenick), Сосны (Zossen), к Дубне (Dahme) и к Заале у места
впадения ее в Эльбу; далее линия границы тянулась через Коблоу (Cable), Ашерслебен,
Нордгаузен к верховьям реки Унструты, затем к верховьям Фульды и через Киссинген,
Горицу на франкскую Заале, Виндсгейм, Холмберг, Виндсгофен — до реки Вранице и
дальше по течению этой реки до впадения ее в Дунай. Отсюда граница, как определяет
ее Мука, идет на реку Ржезен (Regen) и обратно к Судетским горам.
Центральное положение на этой территории занимало племя сербов (в источниках
обычно Surbi, Siurbi, Sorabi, Surabi), обитавшее первоначально на Мульде. Уже в 782 году
к сербам причисляли все племена между Заале и Эльбой
[360]
. Но и об этой территории
источники говорят не как о едином целом, а указывают, что ее заселял ряд племен и
родов. Собственно, и далеминцы долгое время, вплоть до IX века, различались как
особое племя. Центром их являлась область, называвшаяся Сербиште (по-латински
Cervisti, ср. выше, на стр. 104, Cervetii у Вибия Секвестра), находившаяся на правой
стороне Эльбы у окрестностей нынешнего Цербста (сербский Сербиште) в Ангальте.
Рядом с этой областью в источниках упоминается еще область Плони, однако неясно,
являлась ли она сербской или уже лютицкой. На другом берегу Эльбы, между Заале и
низовьями Мульды, лежала область, называвшаяся Жирмунты
[361]
, рядом с которой
или внутри этой же области обитали коледичи и житичи; на юге от жирмунтов
находились нелетичи и нудичи, укрепленный центр которых Витин (Wettin) стоял на
Заале. На север от нелетичей жили сисли (Siusli); между низовьями Мульды и рекой
Черным Эльстером обитали нижичи; между средним течением Салы и Мульдой, вплоть
до ее притока Каменица — худичи или шкудичи
[362]
. Их укрепленный центр,
называвшийся Зуенкова (Zwenkau), стоял на реке Эльстере. В углу, образуемом верхним
течением Заале, Мульдой и Крушными горами (Крушне-Гори), источники упоминают
несколько уже меньших племен: вета, тухурины, понзовы с укрепленным центром Жич
(Zeitz), струпеницы, геры, бринсинги, плисны на реке Плисне (Pleisse), звики, добны, нацги,
орлы. Всех их источники включают в сербскую область: prov. Sarove (801), pagus Zurba
(1040), prov.Swurbelant (1136).
Большим племенем, обитавшим к востоку от Мульды, были далеминцы, в источниках X
и XI веков именуемые также гломачи и нишане (нижане). Далеминцы занимали область,
простиравшуюся на восток от Мульды и Каменица к Стреле (Strehle), на Эльбу и за
Эльбу к реке Пользницы (Pulsnitz). Нишане обитали по обоим берегам Эльбы, между
далеминцами и горами. Нишанам или мильчанам принадлежала и сербская область
Загозд, тянувшаяся до северной Чехии (см. стр. 111). Среди укрепленных пунктов
далеминцев находился и древний Мейсен (Missna, Meissen), а также urbs Могилина,
Могелини (нынешний Мюгельн), о котором см. упоминание на стр. 100. Причины перемены
названия далеминцев на гломачей загадочны.

Возможно, что на территории древних
далеминцев уже позднее на первый план выдвинулись гломачи, и поэтому старое
название было заменено новым. А. Брюкнер отождествляет оба наименования, так как
полагает, что первое наименование является лишь немецким обозначением этого
племени.
Остальная часть области, занятой сербами, находившаяся между Эльбой и Боброй, -1была заселена лишь двумя большими племенами: лужичанами и мильчанами. Мильчане
обитали к западу от Гвизды вплоть до Мейсена на Эльбе, а на севере — до границы
между нынешними Верхними и Нижними Лужицами
[363]
. С XI века от города Будышина
(Bautzen) перешло название pagus Budesin, terra, provincia Budesinensis. Другим
укрепленным пунктом был Згоржелец (Görlitz) .Лужичане (Lusici — первоначально в их
наименовании имелся носовой звук и оно произносилось Lunsici, позднее, с XIII века, —
Lusatia pagus) сначала заселяли лишь собственно Лужицы, между Пользницей, Черным
Эльстером и низовьями реки Бобры вплоть до Загани (Źagań). Границу, отделявшую
лужичан от лютицких племен, мы уже определили выше. К лужичанам, по-видимому,
следует отнести и племена требовян (у Ротенбурга?), жаровян, обитавших в
окрестностях Жарова (Жары), у впадения реки Гвизды в Бобру, и слублян, обитавших на
реке Слубе, между Шпрее и Одером. Остается неизвестным, где обитало упоминаемое в
IX веке географом Баварским племя под названием Lupiglaa и к какой группе племен его
следует отнести.
Ободриты (бодричи), лютичи и поморяне
Славяне, обитавшие к северу от территории, заселенной сербами, образовали
область, которая если и не составляла единого целого с сербской областью, то во
всяком случае была в значительной степени родственной как сербам, так и полякам.
Славянская лингвистика пока еще не достигла такого уровня, чтобы внутри этой
области, помимо уже упомянутого Поморья, суметь выделить отдельные мелкие
языковые области и племена. Поэтому мы вынуждены пользоваться лишь
историческими данными, которые указывают на ряд славянских родов и племен,
заселяющих эту территорию и временами объединяющихся в большие политические
союзы — ободритов, лютичей, поморян, — связанные, по-видимому, и близким
родством отдельных племен. Впрочем, эти союзы не имели прочных границ, так как
источники относят некоторые пограничные племена то к одному, то к другому союзу, а
иногда и вообще ставят их вне союза. Поэтому историки сильно расходятся во мнениях,
какие племена следует включить в состав той или иной названной группы. Вместе с тем
совершенно очевидно, что в союз ободритов, существовавший уже с конца VIII века,
входили определенные племена — собственно ободриты, вагры и полабяне, в лютицкий
союз — хижане, черезпеняне, доленцы и ратари и в поморский — собственно поморяне,
обитавшие между нижним течением Вислы и Одера, и ряд племен, заселявших острова
и левый берег нижнего течения Одера
[364]

Ободриты уже при Карле Великом и Людовике возглавлялись одним князем и
образовывали союз, состоявший первоначально из племен, находившихся между собой
в близком родстве. Однако позднее этот союз распался, и наряду с собственно
ободричами некоторое время самостоятельно существовали и другие племена, пока в
середине XI века их снова не объединили, создав такой же сильный союз, князья
Готшалк, Крутой и Генрих. В состав ободрицкого союза входили следующие племена:
собственно ободриты, которых источники обычно называют Abotriti, Obotriti (Obodriti).
Жили они на побережье от Любекского залива и Ратиборского озера до низовьев Варны,
где находился укрепленный центр ободритов Вурле (Werle); на юге реку Эльду они не
переходили. Главным центром ободричей были укрепленный пункт Велеград (в
источниках Miklinburg), Вурле на Варне, Зверин (Шверин) и Висмар (Wissemir). Часть
ободритов по укрепленному пункту Рериг, недалеко от Висмара, именовалась ререгами.
Толкование наименования ободритов представляет трудности, и происхождение его
неясно. Скорее всего это патронимикон — потомки Ободра
[365]
.

Варны (Vamavi, Varnabi) — племя, обитавшее к востоку от ободритов на реке Варне;
так же, как и ободриты, они не заходили на юг дальше реки Эльды и Плавского (Plauer
See) и Мюрицкого (Müritz) озер. На западе от ободритов сидели вагры и полабяне. Вагры
(Wagri, Wagiri) занимали бо́льшую часть Голштинии: занимаемая ими территория
простиралась от моря и Травны вплоть до Эдгоры (Eider), к Неймюнстеру и к Сегебергу.
Далее шли лишь отдельные поселения, тянувшиеся вплоть до линии Рендсбург — -105-Эльсмгорн. Остров Фемарн (Fehmarn) также занимали вагры. Еще в XII веке источники
упоминают на земле вагров ряд округов (pagus), среди которых Суселци (Susle) и округ
Плун, центром которого являлось сильно укрепленное поселение (нынешний Plön).
Однако главным укрепленным пунктом вагров был Старгард-Адленбург, нынешний
Ольденбург в Голштинии.
Полабы (Polabi) жили по течению Лабы, откуда и их название, являвшееся, по-
видимому, собирательным для ряда мелких племен, к которым принадлежали смолинцы
(Smeldingi), обитавшие у устья Эльды, ветничи, или бетенчи
[366]
, и племя, населявшее
округ Mintga; оба последних племени обитали рядом с линянами.
Неясно, к ободритам или лютичам следует отнести большое племя древан,
занимавших левый берег Эльбы вплоть до линии Гамбург — Целле — Брауншвейг —
Гельмштедт — Магдебург. В центре земли древан протекала река Йесна (нынешняя
Иетцель), на которой остатки славянского населения удержались наиболее долго,
вплоть до середины XVIII века (см. стр. 118). Древнее имя Dråwaina (Dravehn) сохранилось
до сих пор в области между Люховом (Lüchow) и Ольшиной (Uelzen). В остальном же
источники упоминают племя древан только один раз — в грамоте Генриха II от 1004 года
(Drevani).
Велеты, или лютичи. Велеты были сильным племенем, следы которого мы, по всей
вероятности, находим уже во II веке у Птолемея под названием Ο λται (III, 5, 10).
Правда, они на его карте помещены значительно дальше к востоку, где-то за Вислой, на
прусском побережье; это объясняется тем, что либо Птолемей был плохо
информирован о местности за Вислой, либо — и это наиболее вероятно — велеты в
доптолемеевский период обитали еще дальше на восток и в новые области на Эльбе,
где о них уже говорят документальные источники, попали позднее, когда началось
общее продвижение славян на запад и когда германцы во II–IV веках покинули восточную
Германию.
В IX–XI веках велетами (Veiti, Veleti, Veletabi) называлась главным образом группа из
четырех племен, обитавших между областью ободритов и Одером. Это были хижане,
черезпеняне, доленчане и ратари, союз которых характеризовался прежде всего общим
культом богов и общим храмом в исстари известной Ретре. Наименование Velti, видимо,
связано со славянским корнем Vel — magnus (см. русское волот), но некоторые
полагают, что оно не славянское и дано не славянами. Однако одновременно с этим
названием в источниках появляются и другие, явно являющиеся синонимом
приведенного наименования
[367]
, например вильцы, то есть волки (древнеславянское
влък, польское wiłk, множественное число wiłci), или же Lutici, то есть потомки Люта (от
древнеславянского лютъ — жестокий). Черты национального характера велетов, по
крайней мере в той степени, в которой они известны нам по историческим памятникам,
действительно совпадают с этими эпитетами.
Велеты всегда характеризуются источниками как самый мужественный и самый
воинственный славянский народ
[368]
, и этой характеристике они обязаны прежде всего
проводившейся ими с VIII по XII век упорной борьбе против германского господства и
насаждения среди них христианства. Ни один славянский народ не вел в то время такой
упорной, ожесточенной борьбы с немцами. Отсюда и возник эпитет Vilci (волки), Lutici
(лютичи), поэтому они упоминаются чаще других и поэтому наименование «вельт»
проникло и в скандинавские саги, и в русские былины, в которых народная традиция
сохранила его в значении великана
[369]
.
Если учесть роль, которую в XI и XII веках играли эти славянские племена на
Балтийском море, то весьма вероятно, что колонии велетов могли проникнуть и в
более отдаленные страны, как, например, в Голландию, где о них, например, напоминает
Beda
[370] oppidum Wiltorum неподалеку от Утрехта. Однако одно лишь сходство
наименований при отсутствии других данных еще недостаточно для того, чтобы
сделать такой вывод. В еще большей степени это относится к отзвукам наименования
вельтов, встречающимся в Англии
[371]

.
Из четырех главных племен, образовавших союз велетов, на первом месте были
ратари, ретряне (в написании их наименования источники значительно расходятся), -106-князь которых являлся великим князем всех лютичей. Обитали они вокруг города,
первоначально называвшегося Ридегост (Riedigost)
[372]
, позднее Ретра
[373]
, в котором
находился известный храм бога Сварожича Радогоста с оракулом, куда славяне
отовсюду совершали паломничество. Адам Бременский называет Ретру Civitas
vulgatissima, sedes ydololatriae, в другом месте он же пишет «metropolis Sclavorum»
[374]
.
Ретра была уничтожена Лотарем примерно в 1127 году. Где она находилась, установить
до сих пор не удалось, несмотря на усиленные поиски немецких археологов. Обычно
полагают, что она находилась либо у Нойстрелица, либо у озер Мюрицерзее —
Толлензее (Долензее)
[375]
. Где-то здесь, среди болот и трясин этого края, и обитали
ратари.
Ближайшими соседями ратарей были доленцы, доленчане (Tolensani, область Dolenz),
область заселения которых простиралась на север к реке Пене и на юг к девственному
лесу между Доленским озером и рекой Укрой. Дальше жили черезпеняне (Cirzipani),
называвшиеся так потому, что, как это правильно объясняли уже Адам Бременский и
Гельмольд, они обитали за рекой Пеной (Peene) (через — древнеславянское чрезъ). От
доленчан и ратарей их отделяла река Пена, на севере же они доходили до укрепленного
пункта Бурле на Варне. Главными укрепленными пунктами черезпенян были Дымин
(Demmin), Велигост (Velgast) и Гоцков (Gützkow). Позднее в Цирципанию включалась и
prov. Tribucensis на реке Требел, а также Барта, находившаяся на побережье, напротив
острова Руяна. Между черезпенянами, ободритами и варнами на побережье обитало
четвертое лютицкое племя кыцины, или хижане, название которых произошло от
славянского хыжь (рыбацкая хижина; это слово перешло в немецкий язык в форме Kietz,
Kietzin)
[376]

Помимо только что перечисленных четырех основных лютицких племен, источники
называют по соседству с ними еще ряд родов и племен, принадлежность которых нам
неизвестна. Все же, учитывая местоположение их поселений и сравнивая с
установленными Мукой границами сербского народа, их также можно считать частью
племени лютичей или по крайней мере наиболее близкими им племенами. К ним
от носят ся моричане (Morizi), обитавшие между Мюрицким и Доленским озерами, и
другие (моричане — Morezini), обитавшие на Эльбе против Магдебурга, рядом с
областями Србиште и Плони. Дальше на реке Гавола помещались два сильных племени:
брижане (Brizani) — в области, называющейся теперь Пригнитц, с городом Гасельберг, и
стодоряне (Stoderane), именовавшиеся также гаволянами (Hevelli, Heveldi), городами
которых были и Бранибор (Brennaburg, Brandenburg) и Поступим (Потсдам),
упоминающийся уже в 993 году
[377]
. Частью брижан, по-видимому, был небольшой округ
Нелетичи (Nieletici) между рекой Степенице (Stepenitz) и Доссою (Dosse), а также,
вероятно, и племя линяне, или глиняне (латинское написание этого названия здесь
искажено: Linones, Lini, Liuni, Lingones, Linoges и т. д.), занимавшие правый берег Эльбы
за полабами и рядом с варнами, вплоть до реки Степенице. К более мелким племенам,
перечисленным в императорских и папских грамотах, относятся также лисичи у Эльбы,
семчичи у реки Струмени (Струмы), минтга рядом с глинянами, дассиа (Dassia), или
доксаны, у города Висока (Wittstock), любушане у Любуша (Lebus) на Одере, шпреяне по
среднему течению Шпрее и плоне в окрестностях Бельцига. Все они были ближе к
лютичам, чем к сербам.
Вместе с тем неясно, лютицкими или, может быть, поморскими были племена,
заселявшие угол между нижним течением Одера и реками Пена и Доленца, по которому
протекала река Укра (Uecker). Адам Бременский и Гельмольд считают границей лютичей
Одер и поэтому упоминают эти племена вместе с лютичами. Это были прежде всего
укране (Ucrani, Ucri), обитавшие вдоль течения реки Укры, а рядом с ними находились и
другие, уже более мелкие племена и населенные ими округа: речане (Riezani) , плоты
(Ploth) , хорицы, мезиречи (Mezirech) , грозвины, ванзлы, востроги (Wostroze). Все их
поселения располагались между нижним течением Одера, верховьями Гаволы и рекой
Пеной
[378]
.
Особую и чрезвычайно важную с исторической точки зрения группу образовывали
также племена, населявшие острова, расположенные в заливе, образуемом Одером: -107-Узноим, Волин и Руяна. В отношении этих племен также трудно определить,
принадлежали ли они к лютичам или к поморянам.
Наиболее известными из них были обитатели острова Рюгена (Руяны или Раны), по
которому их называли руянами (Rugiani), а позднее — обычно ранами. В древний период
о них ничего не было известно, но с середины XI века они выступают на первый план.
Адам Бременский (IV, 18) называет их «gens fortissima Sclavorum», а Гельмольд (I, 36) к
этому добавляет «Sunt autem Rani populi crudeles, ydololatriae supra modum dediti,
primatum preferentes in omni Slavorum natione»
[379]
.
Это могущество и славу руяне приобрели благодаря святилищу главнейшего из
славянских богов — Арконского Святовита со знаменитым оракулом, в которое
стекались богатства со всех славянских земель. Кроме того, руяне славились
многочисленными пиратскими экспедициями, добыча от которых также
сосредоточивалась в укрепленном городе руян, называвшемся Аркона. Когда же в 1168
году после многих сражений датчане разрушили Аркону, то вместе с ней навсегда пала
мощь и слава всей Руяны, и теперь только развалины мощных валов в самой северной
оконечности острова, рядом с поселком Путтгартен, указывают место, где стояла
Аркона и знаменитый храм Святовита

.
По сравнению с руянами обитатели острова Узноима никогда не играли заметной
роли. Не достигли мощи и известности руян и обитатели Волина, хотя об их главном
городе, называемом в источниках «Волин», немцами Winetha, а одновременно и Julin,
Jumne, Jumneta
[381]
, Адам Бременский (II, 19) пишет как о крупнейшем славянском городе,
полном богатств и являвшемся местожительством многих иностранцев
[382]
.
Поморяне. Поморяне, как выше уже указывалось, хотя и составляли вместе с поляками
одну родственную языковую группу, так называемую ляшскую, однако имеется
достаточно оснований предполагать, что они были особым племенем, отличавшимся
как от лютичей и ободритов, так и от поляков
[383]
, образуя, таким образом, переходную
ступень (или группу) от одних к другим. Свое название, как верно объяснил уже
Герборд
[384]
, они получили оттого, что заселяли побережье моря, и память об этом
сохранилась и по сегодняшний день, отложившись в немецком Pommern.
Поморянами сначала называли славян, занимавших территорию к востоку от Одера и
до границы области пруссов, находившейся в X веке между реками Дзерзгони и Пасаргой
(Pasłeka). Границы этой области пруссы перешли лишь в XII или XIII веке, завоевав так
называемую Помезанию, расположенную между Вислой и Дрвенцой. На юге границей
между поморской и польской областями были реки Варта и Нотец, но это лишь по
названию, так как действительной границей был обширный непроходимый девственный
лес
[385]
. Лишь по нижнему течению Вислы поляки продвигались в области Коцева
(Kociewie) и Хельмно (Chelmska), а вскоре они стали продвигаться и к морю. На западе
граница сначала проходила по Одеру, но позднее, после распада лютицкого союза,
поморяне подчинили себе часть земель и на левом берегу Одера.
Хотя поморяне, несомненно, не были единым племенем, древняя история этих
областей не называет среди них отдельных родов или племен. Только Герборд (I, 2),
писавший «Varii Pomeranorum populi»
[386]
, а также остатки поморян, сохранившиеся по
сей день на западе от дельты Вислы, свидетельствуют о двух, значительно
отличавшихся друг от друга племенах, которыми являлись: кашубы, занимавшие
область от устья Вислы до Жарновского озера, простиравшуюся до линии Бытов,
Ленборк, Мястко (Starsen), Ферстново, Камень, и словинцы (Słovinc, по-польски
Słowienec), помещавшиеся у Лебского озера. Все вместе они насчитывают сейчас не
свыше 200 тысяч человек. Кашубы засвидетельствованы уже в X веке в записях Масуди,
так как его упоминание о славянском племени под именем Kůhšâbîn не может
относиться к другому племени. Однако это единственное поморское племя,
упоминаемое в древний период.
Среди многочисленных укрепленных пунктов, известных по «Житию св. Оттона»
епископа Бамбергского, проповедовавшего здесь христианство в 1124–1128 годах,
главным был укрепленный пункт и город Щетин (Stetin, Stetina), окруженный водой и
поэтому неприступный. «Civitas antiquissima et nobilissima in terra Pomeranorum, materque -108-civitatum», — писал о нем Герборд (II, 5, 25, 32, 40, III, 13).
За исключением упомянутых остатков поморян (кашубов и словинцев) и сербов
(лужичан), вся огромная полабско-балтийская ветвь западных славян прекратила свое
существование в войнах, которые вели против них немцы, начиная с Карла Великого и
до XII века, то есть в войнах, продолжавшихся почти 400 лет. Лютичи, а также ободриты
были уничтожены полностью; остатки древан прекратили свое существование в XVIII
веке, а остатки лужицких сербов и поморян были слишком незначительны, чтобы без
посторонней помощи сохранить свою народность
[387]

.
Славяне потерпели поражение потому, что, несмотря на всю их силу и
многочисленность, борьба с немцами велась в неравных условиях.
Большому
объединенному германскому государству, пользовавшемуся полной поддержкой
католической церкви, противостояли славяне, раздробленные на ряд небольших племен
и племенных объединений.

Им никогда не удавалось объединиться и создать против
немцев единый союз, более того, они чаще объединялись с немцами в борьбе друг с
другом: иногда ободриты выступали вместе с немцами против лютичей, к которым они
издавна питали вражду, иногда, наоборот, лютичи шли вместе с немцами против
ободритов. Помогали немцам также и чехи.

Но замечательные победы, иногда очень
значительные и вначале многообещающие, какими, например, были восстание лютичей
и ободритов в 983 году или сражение на Гаволе в 1056 году, оказывались
безрезультатными.

Напрасны были также и попытки создания крупных славянских
государств, предпринимавшиеся польским королем Болеславом Храбрым (992–1025), а
затем ободрицким князем Готшалком (1043–1066) и руянским князем Крутым (1066–
1105), а также сыном Готшалка Генрихом (ум. в 1119 году).

Около 1127 года пала
знаменитая Ретра, а в 1168 году — еще более знаменитая Аркона; в 1177 году был
сожжен Волин, а со второй половины XII века мы находим полабско-балтийских славян, в
том числе и поморян, уже в немецком подданстве.
Это означало для них не только

утрату политической свободы, своей веры и культуры, но и своей народности, так как
тот, кто не был уничтожен, стал подвергаться усиленной германизации,

закреплявшейся
обратной колонизацией немцами тех областей, в которых они когда-то обитали в
начале нашей эры или решили, что обитали.

Однако изложение хода этой колонизации уже не входит в задачи настоящей книги.





Глава XV
Чехи и словаки
Народ, положивший начало будущим чехам и словакам, пришел на свои исторические
земли с севера, из-за Одера и Вислы, где некогда находилась его прародина. У нас нет
оснований предполагать, что он мог прийти каким-либо другим путем, и постоянно
возникающие теории о том, что чехов в конце VI века привели с юго-востока авары, не
имеют под собой никакой почвы. Не подкреплена данными лингвистики и теория
С.Чамбела
[388]
, согласно которой словаки во всяком случае пришли с юго-востока и
представляли собой отделившуюся ветвь южных славян. С исторической же точки
зрения это вообще неверно. Словаки, наиболее близкое чехам западнославянское
племя, образовали вместе с чехами еще в начале нашей эры единый чехословацкий
народ, который, придя с севера через горы, занял одновременно как Чехию и Моравию,
так и северо-западную часть позднейшей Венгрии.
И только здесь, на этих новых местах поселения, произошло языковое, культурное и
политическое разделение народа на две части; только здесь отделенная горным
хребтом Малых Карпат западная часть этого народа была в течение долгого времени
предоставлена иным судьбам, чем те, которые постигли его восточную часть; только
здесь под влиянием новых условий, а главным образом в результате тысячелетнего
господства венгерских королей над словацким народом, в результате венгерского ига
образовался народ, который, признавая свое общее происхождение с чехами, стал все
же считать себя особым от них народом. Только ликвидация старых политических
отношений дала возможность восстановить в 1918 году то, что являлось
естественным состоянием обеих частей, и объединить их в едином государстве в -109-единый чехословацкий народ.

Впрочем, чехословаки после прихода на новую родину распадались в рамках одного
большого племени на ряд мелких племен, которые лишь в ходе исторического развития
образовали, с одной стороны, чешский и, с другой, словацкий народы. Об этой древней
дифференциации свидетельствуют даже современное состояние языка и этнический
состав чешского и словацкого народов. Мы можем отметить значительное
разнообразие диалектов, а также культурные, физические и психологические
различия
[389]
, уходящие своими корнями в далекое прошлое. Так, например, внутри
чешского народа выделяется чешская область в более узком смысле этого слова —
хотя и здесь имеются значительно отличающиеся друг от друга локальные районы, как
Крконоши, Табор, Шумава (племя ходов) и др., — и племена ганаков, валахов, ляхов и
словаков в Моравии, всегда отличавшиеся друг от друга в языке, культуре и характере.
Значительные местные различия имеются и в Словакии, входившей в состав Венгрии,
даже если оставить в стороне Восточную Словакию, в отношении которой не ясно, не
является ли ее население словакизированным русским элементом
[390]

[390]
. Однако наряду с
этими племенами, происхождение которых можно отнести к глубокой древности, мы
располагаем и древними историческими свидетельствами о существовании, в
частности в Чехии, ряда небольших племен.
Ряд известий, относящихся к IX и X векам, постоянно свидетельствует не о чешском
князе, а о ряде славянских князей в древнем Бойохеме
[391]
; затем в ряде старых легенд
и летописных известий X–XI веков также рассказывается о междоусобной борьбе
отдельных племен и князей
[392]
; об этом же имеются некоторые данные у Масуди
[393]
, и,
наконец, еще один важный документ — учредительная грамота Пражского епископства
от 1086 года, подтверждая старые привилегии 973 года
[394]
, упоминает при этом ряд
мелких и больших чешских и силезских племен, обитавших в X веке на северной границе,
рядом с сербами и поляками. Чешскими племенами были следующие
[395]
: тугост на реке
Хубе, на пути из Домажлиц в Баварию; седличане (Zedeza) — у замка Седлец, возле
Карловых Вар; лучане (Lusane) на среднем течении р. Огры; дечане (Dazana) — на Эльбе
у Дечина; литомерицы (Liutomerici) — у устья Огры; лемузы — на реке Билене, а,
вероятно, также и на правом берегу Эльбы; пшоване (Pssouane) — от Мельника между
Эльбой и Изером; хорваты — по обе стороны Орлицких гор (Chrouati et altera Chrouati).
Далее за горами в Силезии и по соседству с сербскими мильчанами к ним примыкали еще
слезане (Zlasane), требовяне (Trebouane), бобране (Poborane) и дедошицы (Dedosize). К
перечисленным чешским племенам, по данным других источников, можно отнести также
упоминаемые у Козьмы Пражского (I, 10) Populus Bilina; последние были, вероятно,
тождественны названным выше лемузам; затем зличан, обитавших в среднем Полабье
до Орлицких гор и Литомышля
[396]
, дудлебов — на юге Чехии (у Масуди — Dûlába),
голасицы — в районе Опавы (у географа Баварского Golensici) и, наконец, собственно
чехов — в центре страны, известных главным образом по летописи Козьмы Пражского.
Центром чехов стала Прага, которую впервые описал в X веке Ибрагим Ибн-Якуб.
Сильнейшими из названных чешских племен были лучане, зличане и чехи, о которых
сохранилось наибольшее количество известий относительно их междоусобной
борьбы. Эта борьба шла по всей земле за власть над другими племенами. В конечном
счете главенства над другими племенами добились в IX–X веках чехи. Чешский князь
объединил и надолго подчинил себе всю чешскую землю, а позднее и Моравию,
объединил воедино отдельные племена.
Так образовался чешский народ — разумеется, без венгерских словаков, которые с XI
века входили в состав Венгрии. Только часть словаков, обитавших в Моравии (так
называемые моравские словаки), уже тогда составила единое целое с чешским
народом. Племя чехов передало всему чешскому народу и свое имя — чехи
[397]
,
которое старые латинские источники уже в конце XIII века переводят как Bohemi, Boemi.
Из этого видно, что соседи чехов считали славянские племена в Бойохеме (Богемия),
осевшие там уже в VIII веке, единой родственной группой, хотя в тот период они еще не
были объединены в единый народ.
Точно так же в тот же период распространяется наименование мораване (по-латински -1 0-сначала Marahenses, Margi, Marahi, Maravi, Marvani, позднее, с XI века, Moravi) для
обозначения союзов мелких моравских племен, объединившихся, видимо, раньше, чем
в Чехии, на территории, по которой протекала река Морава, вокруг большого
центрального укрепленного пункта, к которому относится сообщение Фульдских
летописей 869 года «ineffabilis Rastizi munitio». Был ли это загадочный и до сих пор не
установленный Велеград — вопрос спорный
[398]
. К мораванам, образовавшим в IX веке
большую державу, первоначально были присоединены и словаки в Северной Венгрии
(княжество в Нитре) и в Паннонии (княжество у Блатна). В том, что словаки в VIII и IX
веках уже были в Венгрии, нет никаких сомнений; поэтому совершенно неверны
утверждения венгерских историков, что словаки являлись элементом, пришедшим в
страну уже после того, как она была занята мадьярами, — утверждения, повторяющиеся
вплоть до последнего времени с целью обосновать фальсифицированными доводами
историческое право венгров на эту территорию. Большой могильник IX–X веков у
Пилины (Piliny) в Новограде является словацким.
Границы древней чехословацкой земли точно не известны. На западе чехи
отдельными группами проникли через Шумаву в Баварию (см. выше, стр. 106–107); на
севере примерной границей были горы (стр. 111) (вплоть до сербского округа Загозд в
Чехии) и район Опавы в Силезии. Область у Немчи (Niemcze) уже была польской. До
какого пункта первоначально доходили словаки на востоке, мы не знаем, вероятно, до
больших девственных Гемерскоспишских лесов или по крайней мере до низовьев
Грона
[399]
, где они уже смешивались с южными славянами, а позднее и с мадьярами.
Пешт на Муране свидетельствует о присутствии болгар. На юге словацкий элемент
проник до Паннонии, вплоть до озера Блатна (Балатон), чешский же местами доходил
до Дуная, о чем нам известно по Пассауской грамоте 987 года, приводимой Эйнхардом,
и другим свидетельствам, например по древней топонимике этой области
[400]
. Помимо
этого, именно по топографической номенклатуре видно, что и южнее, между Литавой и
Энсом, далеко в Альпах обитал народ, язык которого являлся переходным от чешского к
собственно словинскому
[401]
. На западе, в Баварии, река Мюгль была примерной
границей, до которой доходил чешский элемент. Однако уже с IX века новый поток
немецких колонистов из Баварии начал германизировать Подунавье, причем с такой
силой, что славяне удержались здесь лишь местами и только до XII века
[402]

Глава XVI
Поляки
О первоначальном развитии и судьбах польского народа нам известно значительно
меньше, так как источники начинают подробно говорить о поляках только с IX века.
Отношение польского языка к другим славянским языкам ясно свидетельствует о том,
что поляки принадлежали к западной ветви славянства и издавна являлись соседями
поморян, велетов, сербов и чехов, а все это, равно как и их исторические места
поселения, неопровержимо доказывает, что они издавна обитали там же, где и позднее,
и что они в меньшей степени, чем другие вышеупомянутые народы, продвинулись со
своей прародины между Вартой и Западным Бугом. Но и поляки с самого начала не были
единым и таким большим народом, каким они позднее выступили в истории. И здесь
первоначально обитала лишь группа небольших родов и родственных племен, о
которых история оставила нам несколько неясных известий и следы которых
проявляются еще в существующем и поныне разнообразии диалектов польского языка и
в различном характере культур отдельных польских областей. Так же, как и в соседней
Чехии, здесь усилилось одно из древних племен, которое подчинило себе другие,
объединило их и дало свое имя всему вновь созданному объединению.
Однако о подробностях этого исторического процесса нам известно немного.
Что касается древней племенной дифференциации, то уже Киевская летопись
различает у поляков, которых она называет ляхами, две большие ветви: полян и
мазовшан. Эти сведения дополняют и другие современные источники, в частности
учредительная грамота Пражского епископства под 973 годом (см. выше, стр. 120), затем -1 -«Житие св. Мефодия», описание путешествия короля Альфреда и сообщения географа
Баварского, а также другие данные, свидетельствующие, что в области, первоначально
занимавшейся этой группой славян, обитали следующие племена.
Висляне (Uislane — географа Баварского) — в верховьях Вислы, в позднейшей так
называемой Малопольше, с центрами Краков и Сандомир. Не ясно, однако, являлось ли
это наименование названием действительно существовавшего племени или же оно
было собирательным для обозначения географического положения полян, обитавших
на Висле — этом большом торговом пути, благодаря которому Польша вообще
приобрела известность
[403]
.
Поляне (Polani, Poloni, Pulani), называвшиеся так по полю (равнине), на котором они
обитали по обоим берегам Варты; область полян помещалась между лютичами,
поморянами, слензанами и мазурами, то есть между рекой Нотец, низовьями Варты,
средним течением Одры, доходя на востоке до окрестностей Ленчицы и Серадза,
обитателями которых были уже другие племена (ленчицане, серадзане), вскоре
объединившиеся с полянами. Древнюю область между верховьями реки Нотец и Вислой
населяли куявяне, однако упоминаются они лишь позднее, в хронике Кадлубека и
Богухвала. Уже при князе Мечиславе поляне подчинили себе другие соседние племена, и
вообще можно предполагать, что в конце X века при Болеславе (992–1025)
объединение полянами польских племен было завершено. Главным толчком к этому, по
моему мнению, было наступление немцев на полабских славян. В организации этой
сильной славянской державы, которая, к сожалению, просуществовала недолго,
Болеслав видел средство сдержать немецкое наступление. В области расселения полян
следует искать колыбель и центр древней Польши уже и потому, что старая традиция
локализовала первые народные политические и религиозные центры в Гнездно,
Крушвице и Познани. В Познани в 968 году было учреждено и первое польское
епископство.
О другом большом племени — мазовшан (Mazovienses), позднее называвшихся
мазурами, нам также почти ничего не известно. Территорией их расселения являлась
область на среднем течении Вислы, к востоку от полян и к северу от Свентокшиских гор.
Зато о племени слензян (Silensi) в верхнем течении Одры, между реками Бобра и
Висла
[404]
, нам известно, что еще в X веке в состав его входил и ряд других более
мелких племен, среди которых учредительная грамота Пражского епископства и географ
Баварский называют бобрян (бобжан) на реках Бобре и Гвизде, дедошан (дзядошан) на
нижнем течении Бобры, ополян — у Полья и требовян (тшебовян); последние уже жили,
пожалуй, на территории сербов (см. выше, стр. 113). О загадочных хорватах, часть
которых по некоторым известиям можно локализовать у верхней Одры и которые у
различных польских историков фигурируют под названием польских хорватов
[405]
, я
упоминал уже выше, на стр. 76 и 120, прим. 6, куда и отсылаю читателя. Одновременно
обращаю внимание читателя и на соответствующие страницы в разделе, посвященном
русским славянам, где истолковывается сообщение Киевской летописи о двух племенах,
вышедших из ляхов, то есть из Польши, и осевших на Руси: о радимичах на Соже и
вятичах на Оке (см. стр. 160–161). Я не считаю их польскими племенами.
В связи с историей Польши следует упомянуть о так называемом ляшском вопросе:
проблеме происхождения и значения наименования ляхи (польское Lach, чешское Lech,
русское лях; первоначально, с носовым звуком, ленх).
Киевский летописец на первых страницах своей хроники обозначает названием ляхи
целую ветвь славян, к которой относит полян, мазовшан, лютичей, поморян, вятичей и
радимичей. Помимо Киевского летописца, о ляхах упоминает современный ему
византийский летописец Киннамос (II, 18), который при этом добавляет: «Λ χοι, ο
Σχυθιχόν ε σι γ νος»
[406]
. Зато польские исторические источники ляхов поначалу
вообще не знают, и лишь в хронике Кадлубека с главы X неожиданно появляются
Lechitae. Отсюда их и взяли позднейшие польские и чешские летописцы, создавшие,
помимо этого, и мифических праотцов — Чеха, Леха, Руса и Мега.
Очевидно, что наименование лях (чешское Lech) было дано полякам их соседями; это
подтверждается также тем, что как литовцы, так и венгры сохранили это старое
название (Leñkas, lengyel), а в турецком и иранском языках сохранялось название -1 2-Лехистан для обозначения Польши. Таким образом, историческое значение
наименования ляхи ясно: так называли поляков их соседи, причем скорее всего
восточные. Западные соседи поляков — лютичи, ободриты и сербы — этого названия не
знали; в противном случае следы его сохранились бы в многочисленных известиях
западных источников. Однако такое толкование исторического термина лях еще не
объясняет его первоначального значения и связи с наименованием поляк, которое, как
мы видели, обозначало жителя полей. Такие крупные лингвисты, как, например, В. Ягич,
А. Соболевский, В. Негринг, Е. Бернекер, выводят наименование лях
[407] от слова lęda,
русского ляда, чешского lada, и если такое объяснение, что весьма правдоподобно,
является верным, то в названиях полян и ляхов мы можем видеть обозначения двух
групп населения, живущих в различных экономических условиях: жители полей — это
хлебопашцы, а жители нераспаханной земли — ляды — это люди, которые занимались
не земледелием, а охотились и пасли скот. Таким образом, ляхи первоначально были
охотниками и пастухами, а поляне — хлебопашцами. Областью же ляхов была та часть
Польши, которая не являлась землей полян, то есть Повисленье, Мазовщина и
Малопольша, где наименование ляхи удержалось до сих пор. Отсюда понятно, почему
русские славяне и славяне, обитавшие в Венгрии, звали поляков ляхами, в то время как
сербы, лютичи и ободриты, знавшие в качестве соседей только полян, называли и весь
народ этим вторым именем.
Изложенные выше экономические различия между ляхами и поляками сами по себе не
означают предшествовавших им этнических различий между обеими группами
населения. Однако ряд польских историков шел значительно дальше, сделав вывод,
что ляхи были иного происхождения, чем остальной польский народ, и что пришли они в
польские земли откуда-то со стороны, подчинили эти земли и удержались здесь в виде
шляхты, со временем ополячившейся, но по происхождению бывшей все же чужой.
Впервые эта известная теория о чужеземном происхождении польской шляхты
появилась в польской историографии еще в 1730 году, проповедуемая сначала робко, а
позднее, с 1837 года, все более настойчиво. Эта точка зрения защищалась
И. Лелевелем, К. Шайнохой, В. Мацийовским, А. Куником, А. Беловским, а позднее главным
образом Фр. Пекосинским. Лелевель и Беловский видели в польской шляхте касту,
пришедшую с Балкан; Шайноха и Куник видели в ней германскую дружину; Мацийовский
— племя полабских славян; Пекосинский считал, что лехиты — обитатели здешних мест,
а шляхта — захватчики, пришедшие примерно в VIII или IX веках из земли ободритов
[408]

Однако историческими свидетельствами эти теории не подтверждаются. Такого
известия, которое подтверждало бы приход особого племени завоевателей и
образование из него шляхты, нет. Польское дворянство, как и всякое другое,
образовалось в результате эволюции старых социальных отношений, и если в этом
процессе и приняли участие чужеродные элементы, это все же не дает оснований
отождествлять всю шляхту с каким-то особым, чуждым полякам племенем.
Что касается общих границ доисторической Польши, то они ясны уже из того, что
говорилось о границах соседних с Польшей народов. На западе польская граница шла по
рекам Гвизда и Бобра, затем по Одеру, до впадения в него Варты; на севере граница шла
по Варте и реке Нотец, вплоть до Вислы у Торуня, откуда поляки вскоре стали
проникать дальше на север, затем по нижнему течению Осы и Дрвенца; на востоке
старая польская граница, судя по всему, проходила недалеко от нынешней,
придерживаясь левого берега Буга и Стыра. В Галиции эту старую границу пока
установить трудно (скорее всего она проходила между Саном и Вислокою).
Естественную границу на юге составляли Карпатский горный хребет, а с Моравией и
Чехией — Есеницкие и Орлицкие горы. Здесь чешский элемент издавна проникал только
до района Опавы и вдоль Вислы
[409] к реке Ольше, подвергаясь здесь значительному
влиянию польского языка
[410]
. Окрестности укрепленного пункта Немчи (Niemcze) были
уже польскими.
Часть четвертая
Восточные славяне -1 3-Глава XVII
Восточные славяне и этнический состав древнего населения
Восточной Европы
Территория. Первые соседи: фракийцы и иранцы
О том, как на славянской прародине произошла дифференциация, разделившая
славян, прежде в языковом отношении почти единых, на три большие группы —
западную, южную и восточную, как дальнейшее их развитие и разделение на отдельные
народы завершились уходом части славян на запад и юг, говорилось более подробно на
стр. 43. На древней славянской прародине из западных славян прочно обосновались
лишь поляки, затем — остатки южных хорватов и сербов, а на востоке — часть
восточных славян, отличавшихся в языковом отношении от других славян рядом
фонетических, грамматических и, разумеется, также и лексических признаков. Наиболее
характерным среди них является переход праславянских tj и dj в ч и ж, возникновение
полногласных групп oro, olo, ere, ele из праславянских or, ol, er, el (так, например, такой
группе, как tort, которая в южнославянских языках представлена trat, в чешском trat, в
польском trot, в русском языке соответствует группа torot; группе tert равным образом
соответствует teret и т. д.) и изменение старых гласных ь и ъ (еры) в е и о. Эти три факта
мы можем дополнить и многими другими, менее важными и менее очевидными
[411]
.
Прародиной восточных славян, следовательно, была восточная часть
протославянской колыбели: весь бассейн Припяти (Полесье), далее территория на
нижней Березине, на Десне и Тетереве, Киевщина, а также, несомненно, и вся нынешняя
Волынь, где имелись наиболее благоприятные условия для существования. С начала
нашей эры родина восточных славян была, очевидно, довольно обширной, так как в VI и
VII веках мы видим уже большое количество славян на севере, на озере Ильмень, и на
востоке, на Дону, у Азовского моря, « μετρα θνη», — говорит о них Прокопий (IV, 4).
«Natio populosa per immensa spatia consedit», — отмечает одновременно Иордан (Get., V,
34), когда пишет о завоеваниях Германариха до 375 года. О том, что прародина русских
славян находилась когда-либо в Карпатах, не может быть и речи. Это пытались когда-то
доказать Н. Надеждин, а позднее с еще большим старанием профессор Иван Филевич,
но безрезультатно

.
Славян в Карпатах первоначально вообще не было (см. далее, стр. 129), а на
славянской прародине, в наибольшей близости к горам, находились предки
южнославянских хорватов, сербов и болгар. Восточные славяне пришли туда уже
позднее, после ухода последних, а именно, как я далее покажу, в X веке. Из соображений,
о которых выше уже говорилось, я исключаю также возможность прихода восточных
славян на свою родину, на Днепр, лишь в III веке нашей эры, после ухода готов, как это
пытался доказать А. Шахматов, или же в V–VI веках, как полагал на основании
археологических данных Й. Л. Пич
[413]
. Подобное передвижение, о котором в истории
нет ни малейшего упоминания, для той эпохи полностью исключается. Более удобного
места для колыбели народа, чем то, которое судьба предоставила восточным
славянам на Среднем Днепре, не было. Это, пожалуй, наиболее удобное место на всей
русской равнине. Здесь, правда, нет континентальных гор, но зато здесь простираются
бесконечные леса и имеется густая сеть судоходных рек. Эта водная сеть связывает
между собой как отдаленные территории обширной Восточноевропейской равнины, так
и моря, ее окружающие: Балтийское, Черное и Каспийское. Даже и теперь, после
уничтожения многих лесных массивов и проведенных мелиоративных работ, воды
повсюду достаточно, а тысячу лет назад ее было намного больше. Повсюду во время
весеннего половодья непосредственно, а в другое время волоком
[414] лодки проходили
из одной реки в другую, из одного большого водного бассейна в другой и таким путем из
одного моря в другое. Таких водных путей, связанных волоками (и шедших во всех
направлениях), в древней Руси было много. Но самым известным из них был днепровский
путь, связывавший Черное море и Царьград с Балтийским морем и Скандинавией, то -1 4-есть два древних культурных мира:греческий и скандинавско-германский.
Войдя в устье Днепра, лодки с товарами или людьми направлялись по этому пути
вверх к порогам между Александровском (Запорожьем) и Екатеринославом
(Днепропетровском). Затем лодки переплывали через пороги или же перетаскивались в
обход по берегу, после чего перед ними открывался свободный путь вплоть до
Смоленска. Не доезжая Смоленска, они сворачивали по небольшим притокам Усвяту и
Каспле на Двину и далее волоком перетаскивались на Ловать, по которой уже свободно
выходили к озеру Ильмень и далее по реке Волхов, мимо Великого Новгорода, в Ладогу,
а затем по Неве в Финский залив. Наряду с этим прямым путем лодки могли иногда
направляться и другими путями; так, на западе они могли свернуть на Припять и по ее
притокам выйти к Неману или на Западную Двину, а по ней в Рижский залив или на
востоке выйти к Десне и Сейму и далее на Дон

. С Десны можно было по рекам Болве,
Снежет, Жиздре, Угре, Оке дойти до Волги, являвшейся крупнейшей культурной
артерией; по последней шли, наконец, и другие пути, связывавшие Днепр у Смоленска с
севером (волоком) и волжскими притоками Вазузой, Осьмой, Угрой и Окой
[416]
.
Значение восточнославянской родины на среднем Днепре очевидно. Она была
расположена на великих культурных и колонизационных путях, точнее, на самом важном
узле перекрещивающихся здесь дорог. Если в таком месте обитал сильный народ,
который мог сохранить и использовать преимущества, предоставленные ему землей, то
перед таким народом открывались в будущем большие перспективы как с точки зрения
культурной, так и особенно с точки зрения колонизационной и политической. А таким
народом здесь были славяне. Восточная ветвь их, обитавшая здесь издавна, была
настолько сильна, что могла начать отсюда дальнейшую экспансию, не ослабляя
родного края, что она и сделала.
Однако успешное развитие восточных славян определялось не только исключительно
выгодным расположением местности, на которой они развивались, но также и тем, что
по соседству с ними на очень большой территории не было народа, который оказал бы
сколько-нибудь заметное сопротивление их распространению или же мог прочно и
надолго покорить их. Таким образом, относительная пассивность соседей являлась
вторым условием, способствовавшим развитию восточных славян. Лишь на западе
находились сильные и неподатливые соседи. Это были поляки, которые не только
оказывали сопротивление, но и успешно, правда уже позднее, в XVI веке,
полонизировали литовские и русские земли. Здесь русская граница почти не изменялась
и в настоящее время проходит почти там же, где и была 1000 лет назад, возле
Западного Буга и Сана
[417]
.
В других же местах соседи восточных славян отступали перед их натиском, поэтому
нам необходимо с ними познакомиться и, в частности, установить их первоначальные
места поселения.Речь идет о фракийцах и иранцах.
Фракийцы, так же как и иранцы, поддерживали тесные отношения еще с праславянами,
о чем свидетельствует принадлежность праславянского, иранского и фракийского
языков к группе языков сатем, отличающейся от группы языков кентум. Наряду с этим и
другие данные свидетельствуют, что прародина фракийцев находилась первоначально
значительно севернее их исторических мест обитания и помещалась на север от Дуная,
в котловине Карпатских гор, и далее в самых горах, где топонимика главных горных
хребтов явно не славянская (Карпаты, Бескиды, Татра, Матра, Фатра, Магура) и где еще
в римские времена обитали племена, известные под собирательным именем даков. По
всей вероятности, именно эти фракийские даки были исконными соседями славян, о чем
свидетельствует наличие в их языках некоторого количества бросающихся в глаза
фонетических и лексических сходств


[418]
. В качестве примера укажу лишь на общий для
обеих языковых областей суффикс ava в наименованиях рек.

Все свидетельствует о том, что южными соседями славянской прародины
первоначально были фракийцы, обитавшие в Карпатах и на их северных склонах. Лишь
позднее с запада появились некоторые галльские племена, а вместе с ними бастарны и
певкины (между V и III веками до н. э.), первыми возвестившие о движении германской
волны, если только они действительно были германскими племенами. И уже последними
проникли в Карпаты отдельные славянские племена, на присутствие которых здесь -1 5-указывает, по-видимому, уже карта Птолемея (Суланы, Заботы, Пенгиты), а также
наименование Карпат «Ο ενεδιχ ρη».
Помимо Карпат, фракийцы были соседями славян и в местностях, простиравшихся
далее на восток между Карпатами и Днепром. Я полагаю, что, по крайней мере,
киммерийцы (Κιμμ ριοι), обитавшие на этой территории до прихода скифов и
вытесненные ими частью в Крым (Тавры?), а частью в Карпатские горы, где Геродот в
свое время знал фракийское племя агафирсов (в нынешней Трансильвании), являются
фракийцами, так как одновременно с вторжением скифов в конце VIII и начале VII века в
Малой Азии появляется народ, называемый в ассирийских источниках Gimirrai (гимирры),
а по-гречески также и другим именем — «Τρ ρες», следовательно, именем известного
фракийского племени
[419]
. Весьма вероятно, что гимирры представляли собою часть
понтийских киммерийцев, оттесненных скифами в Малую Азию.
Иранцы. Другими соседями восточных славян на юге древнерусской прародины были
иранцы. О том, что именно иранский элемент издавна поддерживал связи с
праславянами, свидетельствуют упомянутые языковые совпадения в группе языков
сатем
[420]
. Однако исторических свидетельств, подтверждающих это, до VIII века не
имеется. К этому и последовавшему за ним периоду мы можем на основании
исторических источников отнести появление иранцев в южнорусских степях,
господствовавших здесь вплоть до прихода гуннов. Это были скифы, а после них
сарматы.

Первой иранской волной, хлынувшей на эти земли в VIII–VII веках до н. э. (и, вероятно,
еще раньше), были скифы; подробное описание их поселений и образа жизни в V веке до
н. э. оставил нам в четвертой книге своей истории Геродот (жил в 484–425 годах до
н. э.), который уже в зрелом возрасте посетил северный понтийский берег. По
представлению Геродота, Скифия занимала пространство, ограниченное на западе
Истром-Дунаем, на востоке — Доном, за которым еще далее на восток обитали
сарматы, а на севере — линией, тянувшейся от истоков Днестра и Буга через
днепровские пороги к Дону (Herod., IV. 100, 101). На Дону обитали, кочуя, собственно
царские скифы (Σκύθαι βασ ληιοι), далее между Днепром и Самарой — скифы-кочевники
(Σκύθαι ο νομ δες), а на западе от Днепра — скифы-земледельцы (Σκύθαι γεωργο ,
ροτ ρες) и несколько других более мелких племен, из которых наиболее
значительными, видимо, были алазоны (Αλαζόνες), обитавшие между средним Бугом и
Днестром. Иранская принадлежность этих алазонов и особенно скифов-земледельцев,
которые по образу жизни так сильно отличались от настоящих скифов-кочевников,
весьма сомнительна, и не исключено, что под этими именами скрываются уже
авангарды славян, продвинувшиеся по Днепру и Бугу на юг. В частности, это можно
предположить в отношении скифов-земледельцев, образ жизни которых столь
отличался от образа жизни остальных скифов-кочевников (Herod., IV, 2, 19, 46, 59, 120).
Очевидно, что уже Геродот (IV, 81) пользовался наименованием скифов в двояком
смысле: как для обозначения собственно скифов, так и вообще для обозначения
племен, обитавших в пределах Скифии. Но уже и в его описании не все скифы являются
собственно скифами, то есть иранцами.
Однако более важной для славян являлась полоса, заселенная соседями скифов,
которых Геродот перечисляет за пределами Скифии. К ним принадлежали на западе
агафирсы, обитавшие в нынешней трансильванской котловине, племя, бесспорно,
фракийское, и далее за истоками Днестра и Буга большое племя невров (Νευρο ),
которое впервые упоминается в истории в связи с походом Дария в 512 году (см. о них
Herod., IV, 17, 51, 100, 102, 105, 112). Обитали они, бесспорно, на славянской прародине, а
именно в ее восточной части, и поэтому мы можем с наибольшей вероятностью
рассматривать их как славян. Следы наименования невров встречаются в славянской
топонимике этой области (реки Нура, Нурец, Нурча, деревни Нуры, Нур, а также
историческое название «земля нурская»). Поэтому следует думать, что невры являлись
частью восточных славян на нынешней Волыни, Киевщине и в бассейне реки Припяти.
Наряду с этим неясно, к какому историческому народу следует отнести другие племена,
которые Геродот называет на севере Скифии к востоку от Днепра. Речь идет об
андрофагах ( νδροφ γοι — мордва?) и меланхленах (Μελ νχλαινοι), неясна также -1 6-область расселения и принадлежность большого племени будинов (Βουδ νοι). Однако
на основании тщательного рассмотрения всех сведений, которыми мы располагаем, я
поместил бы это племя у Десны и считаю, что оно скорее славянское, чем финское.
Название племени можно вывести из славянского языка — корень бъд, а окончание инъ
является типично славянским племенным окончанием (ср. немчин, србин, турчин, русин и
т. д.).
В течение IV и III веков до н. э. скифов сменили сарматы, которые еще во времена
Геродота обитали за Доном, но при Митридате Евпаторе уже занимали всю Понтийскую
область. Остатки скифов появились в окрестностях Ольвии, в Крыму и у Дуная, где они
перешли на другую сторону — в Добруджу. Там с ними познакомился Овидий. Как
показывает ряд находок, часть скифов в IV–III веках до н. э., а может быть и еще ранее,
была оттеснена вплоть до внутренней Венгрии.
Среди сарматских племен наряду с тисаматами и язаматами (Jaxamates) наиболее
выделялись языги и роксоланы. Языги обитали на западе Сарматии и в 20–50-х годах н. э.
переместились в Венгрию, куда вместе с ними передвинулись и роксоланы,
первоначально обитавшие между Днепром и Доном. Третьим большим племенем были
аланы. Первоначально они обитали у Дона, откуда часть их передвинулась в Венгрию, а
затем на Рейн, в Испанию и Африку, где эта часть аланов прекратила свое
существование. Другая часть аланов осталась между Доном и Кавказом, где русские
летописи (XII–XIV веков) знают их под именем ясы. Отсюда в XIII веке они частично были
вытеснены половцами в Молдавию и Венгрию, где остались под названием jász,
множественное число jászok (в округе Iasz-Nagy-Kun-Szolnok).
Как и сарматов, принадлежность которых к иранской ветви является бесспорной,
собственно скифов также следует считать иранским племенем. В последнее время
высказывалось утверждение, правда, не совсем новое, что скифы были
иранизированными монголами, а Я. Пейскер
[421]
, который оперирует этим названием
главным образом излагая свои взгляды на древних славян, ссылается при этом на
известное описание Гиппократа (περ ρων, 26), причем описание, сделанное
последним, с успехом можно отнести к некоторым нынешним киргизам или калмыкам. Но
это единственный довод, который можно привести в пользу монгольского
происхождения скифов. Все остальное, что нам известно из данных истории,
лингвистики и антропологии, свидетельствует против этого. Изображения древних
скифов, обнаруженные в понтийских находках, также дают немонгольские фигуры и
лица. Таким образом, собственно скифы не были и монголами, но они, разумеется, не
были и славянами, хотя такое мнение было когда-то весьма распространено в русской
историографии и не исчезло и до сих пор
[422]
. Можно лишь допустить, как уже
указывалось выше, что некоторые другие племена, называвшиеся «скифскими» лишь
потому, что они обитали в Скифии, как, например, скифы-земледельцы — между Бугом и
Днепром либо алазоны — между Днестром и Бугом, могли быть славянскими, но и это не
более чем гипотеза.
Тюрко-т ат ары
Исторических свидетельств о том, что наряду со скифами, сарматами и финнами
соседями славян в древние времена стали и тюрко-татарские племена, не имеется.
Однако Я. Пейскер и проф. Корш на основании лишь нескольких сходных в обоих языках
слов, общих для всех славянских племен, — быкъ, волъ, коза, тварогъ и др. —
предполагают о существовании этих древних связей, причем по теории Пейскера
посредниками между тюрко-татарами и славянами были скифы-монголы. Отвергая
построенные на основании этой теории выводы, о которых выше, на стр. 36–37, уже
упоминалось, мы должны, исходя из указанных выше лингвистических данных (если
верны филологические толкования Корша), допустить, что уже до нашей эры некоторые
племена тюрко-татарского происхождения, в частности кочевники, имевшие большие
стада, вошли на востоке в общение со славянами; но это не были собственно скифы —
другого же исторического наименования этих племен мы не знаем. Из народов тюрко-
татарского происхождения в общение со славянами в исторический период (в 375 году -1 7-н. э.) вступили лишь гунны.
Отдельные тюрко-татарские племена, разумеется, еще до этого времени проникли в
южную Русь, как, например, спалы, с которыми в III веке встретились готы
[423]
, да и сами
гунны уже во времена Птолемея обитали к западу от Волги (Ptol., III, 5, 10). Однако они
вступили в общение со славянами и вышли на историческую арену лишь в 375 году,
когда под давлением какого-то другого заволжского племени перешли Дон, разбили
войска готов, оттеснили последних на запад, в Карпаты и на Дунай, и, несомненно,
подчинили себе все бывшее готское государство Германариха, который властвовал не
только над готами южной России, но и над северными литовцами и славянами
[424]
.
Однако господство гуннов продолжалось недолго и вряд ли было прочным. Бо́льшая
часть гуннов уже в начале V века отошла к Дунаю в Венгрию, а у тех, кто возвратился
обратно после крупного поражения, нанесенного гуннам в Паннонии после смерти
Аттилы в 453 году, не хватило сил восстановить свое господство над славянскими
областями.

Они остались в южной Бессарабии и оттуда с несколькими родственными
племенами, главным образом котригурами и утригурами, принимали участие в набегах на
Балканы, предпринимавшихся славянами вплоть до 558 года. Среди славян и болгар
гунны и растворились
[425]
.